Сжатый воздух со свистом врывается в емкости погружения. Командир убирает 
перископ. Спустя некоторое время раздается щелчок, свидетельствующий, что тот 
вернулся на свое место. И лишь тогда лицо командира отрывается от резинового 
раструба окуляра.

— Боевая рубка чиста! — рапортует шеф наверх, после чего приказывает. — 
Выровнять давление!

Первый вахтенный офицер поворачивает маховик люка, и тот отскакивает с хлопком, 
наподобие того, с которым вылетает пробка из бутылки шампанского. Давление не 
успели окончательно выровнять. В лодку проникает свежий воздух, холодный и 
влажный. Я жадно пью его. Это дар — и я в полной мере наслаждаюсь им, наполняя 
им свои легкие, ощущая его вкус своим языком. Лодка качается и подпрыгивает.

— Приготовиться к продувке цистерн! Приготовиться к вентиляции! Машинному 
отделению быть готовым к погружению!

Шеф согласно кивает головой. Командир не теряет бдительность, он не хочет 
рисковать.

В проеме люка виднеется темное небо, на котором разбросаны несколько 
звездочек — мерцающие крохотные фонарики, качающиеся на ветру.

— Приготовить левый дизель!

— Левый дизель готов!

Лодка дрейфует, покачиваясь. В проеме люка туда — сюда двигаются сверкающие 
звезды.

— Левый дизель — малый вперед!

По корпусу лодки пробегает дрожь. Дизель запущен.

Командир призывает вахтенных и штурмана на мостик.

— Надо отправить радиограмму! — произносит кто-то.

Штурман уже спускается обратно. Заглянув ему через плечо, я не могу удержаться 
от усмешки: текст, записанный им, почти полностью совпадает с тем, который я и 
ожидал увидеть.

Он не понимает, почему я улыбаюсь, и смотрит на меня с недоумением.

— Лаконичный стиль, — поясняю я. Но он, похоже, так и не понял, что я имел 
ввиду. Он проходит дальше, в направлении радиорубки, и я вижу, как он 
покачивает головой.

— Разрешите подняться на мостик?

— Jawohl! - и я поднимаюсь наверх.

Занавес облаков разошелся, открыв луну. Море блестит и сверкает там, где ее 
лучи падают на поверхность воды. Занавес закрывается, и теперь нам продолжают 
светить лишь несколько разбредшихся по небосклону звезд да сама вода. Пена в 
кильватере лодки излучает волшебный зеленый фосфоресцирующий свет. Волны 
перекатываются через нос лодки с шипением воды, вылитой на горячую чугунную 
плиту. Единственное отличие в том, что это шипение постоянно сопровождается 
монотонным басовитым гулом. В этом момент набегает большая волна и ударяет в 
борт лодки, который подобно гонгу издает тяжелый, объемный звук: Бомм — бомм — 
тшш — йуммм! 

Лодка как будто не по воде плывет, а скользит по тонкой пленке, отделяющей 
глубины от небес — бездна наверху, бездна внизу; и в обеих скрывается несчетное 
множество темных преданий. Мысли растекаются — путаные, они не в силах 
сконцентрироваться на одном предмете: Мы спасены. Путники, нашедшие дорогу 
домой, вернувшиеся с пути, ведущего в Аид[53 - Царство мертвых.].

— Все равно хорошо, что у этого пруда есть глубина! — произносит командир у 
меня за спиной.

Я сижу за столом. Завтракаем. Из каюты долетают фрагменты разговора. Судя по 
голосу, это Йоганн. Похоже, он дошел до середины истории:

— …единственное, что там оказалось — это кухонная плита. Боже мой, ну и 
переполоху было! Ничего нельзя было достать. Даже знаки различия подводника на 
моем кителе не помогли. Слава богу, хоть с кухонным шкафом не было проблем. Мой 
шурин служит тюремным надзирателем. Там ему и сделали шкаф… Само собой, детской 
коляски тоже нет! Я тут же заявил Гертруде: «Неужели ты в наше время не сможешь 
обойтись без коляски? Негритянки всюду таскают с собой детей, примотав их себе