Конечно, здесь было примешалось и обычное невезение. Надо же было английскому 
крейсеру появиться как раз в тот момент, как Кортманн был надежно соединен 
топливным шлангом с танкером. Этот танкер предназначался для «Бисмарка». Но 
«Бисмарку» топливо больше не было нужно. Он лежал на дне океана, вместе с 
двадцатью пятью сотнями человек, и наполненный до краев танкер плелся в 
одиночку, и некому было забрать его груз. Тогда командование решило, что его 
должны осушить подводные лодки. И это случилось как раз, когда заправлялся 
Кортманн. Англичане потопили танкер прямо у него на глазах, пятьдесят человек 
команды барахталось в вылившейся в море солярке — и мягкосердечный Кортманн не 
смог заставить себя бросить их тонуть.

Кортманн до сих пор гордится своим уловом. Пятьдесят пассажиров на лодке класса 
VII-C, где едва хватает место для команды. Как он их разместил, осталось 
секретом. Скорее всего, как шпроты: положил людей валетом, голова одного к 
ногам другого, и не дышать без необходимости. Добрый старый Кортманн, конечно 
же, считал, что совершил чудо.

Опъянение начинает стирать границы между старыми волками и молодыми задаваками. 
Все пытаются говорить одновременно. Я слышу, как Белер разглагольствует:

— В конце концов, есть указания — ясные указания, господа! Приказы! Абсолютно 
ясные приказы!

— Указания, господа, ясные приказы, — передразнивает Томсен. — Не смешите меня. 
Нет ничего менее ясного!

Томсен искоса смотрит на Белера. Внезапно его глаза сверкнули недобрым блеском. 
Он полностью осознает, что происходит вокруг:

— На самом деле это часть их умысла, вся эта неопределенность.

Огненно-рыжая голова Саймиша просовывается в собравшийся круг. Он уже почти 
ничего не соображает. При тусклом свете кожа на его лице похожа на кожу 
ощипанного цыпленка.

Белер начинает читать лекцию ощипанному цыпленку:

— Дело в следующем: в тотальной войне мощь нашего оружия может…

— Пропагандистская чушь, — издевается Томсен.

— Дайте мне договорить, пожалуйста. Возьмем такой случай. Вспомогательный 
крейсер вылавливает из мазута некоего Томми, который уже был за бортом раза три.
 Что это значит для нас? Мы ведем войну или просто кампанию по уничтожению 
материальных ценностей? Что толку в том, что мы топим их корабли и позволяем им 
вылавливать своих моряков, которые снова выходят в море? Конечно, это громадная 
экономия для них!

Обстановка накаляется, Белер затронул жгучую тему, которая обычно не 
обсуждается: уничтожать самого противника или только его корабли?

— Ни то, ни другое, — настаивает Саймиш. Но тут встревает Труманн. 
Труманн-оратор, который считает, что ему брошен вызов. Сложный вопрос, который 
ставит в затруднение всех, кроме Труманна.

— Давайте хоть раз будем последовательны. Командование подводным флотом отдает 
приказы: «Уничтожайте врага без колебаний, без пощады, с неумолимой 
настойчивостью», и все такое прочее в том же духе — вся эта белиберда. Но 
командование подводным флотом ни словом не обмолвилось о людях за бортом, 
которые пытаются спастись. Я прав?

Итак, Труманн с обветренным лицом достаточно соображает, чтобы спровоцировать. 
И Томсен немедленно поддается:

— Конечно же, нет. Это ведь настолько понятно, что ошибиться невозможно: именно 
потери личного состава наносят противнику самый тяжелый урон.

Коварный Труманн подбрасывает в огонь еще дров:

— Ну так что?

Томсен, разгоряченный бренди, тут же громко возмущается:

— Каждому приходится решать самому — очень ловкое решение со стороны 
начальства!

Теперь Труманн всерьез раздувает пламя:

— Один решил эту проблему для себя, и без особых колебаний. Он их пальцем не 
тронул, а просто стрелял по спасательным шлюпкам. Если погода поможет им