подходил ближе к берегу.

Всю ночь мы оставались на мостике, всматриваясь в темноту. Первый прилив 
усталости отгоняли чашкой хорошего крепкого кофе. Второй прогоняли сигаретой, 
тщательно прикрываемой, чтобы её не было видно со стороны. И, наконец, хорошо 
помогала держаться на ногах чашка горячего бульона.

Находясь близ берега, мы видели огни города. Это должен был быть Уилмингтон, а 
на другой стороне была радиостанция на острове Карритек. Счастливые ребята! 
Чего мы не видели, так это судов.

Не успел я спуститься в лодку и получить сообщение о британской высадке в 
Сен-Назере, как снова показался эсминец. Вахтенный офицер сразу изменил курс, и 
эсминец, силуэт которого был ясно виден, медленно пересёк наш курс. У нас была 
хорошая позиция для выстрела, но я не мог рисковать промахнуться: если бы я 
промахнулся, то мы оказались бы в крайне тяжёлом положении на мелководье. 
Тщательно все взвесив, я отказался от атаки. Позднее выяснилось, что торпеда, 
которая предназначалась для выстрела, оказалась недоброкачественной.

Для довершения картины можно сказать, что к эсминцу присоединились два корабля 
противолодочной обороны.

Объяснением этому весьма необычному стечению кораблей был сигнал, который мы 
получили на следующий день. По-видимому, в предыдущий день другая лодка вблизи 
этого места потопила патрульный корабль, вот они и забегали. Вот откуда 
многочисленные взрывы глубинных и авиационных бомб. Нам они не вредили, но 
портили отдых.

30 марта я развернулся на восток, так как запасы топлива истощались. После того 
как мы вышли из зоны холодной воды у американских берегов и попали в Гольфстрим,
 температура воды за четверть часа выросла на семь градусов. То мы сидели в 
шерстяных фуфайках и шарфах, а через четверть часа – уже в рубашках и коротких 
штанах!

С берега дул холодный западный ветер, и от тёплой поды поднимался плотный пар. 
Казалось, что мы попали в огромную баню.

Едва видимость улучшилась, снова взялись за работу самолёты. В последний день 
марта, при отличной для атаки погоде, появился танкер, он сам шёл мне в руки. 
По крайней мере, мне так казалось. Я немедленно погрузился. Через перископ я 
увидел, что танкер энергично делает зигзаги, причём через небольшие интервалы. 
Я сделал всё, чтобы выйти на позицию для выстрела. Пот струился по моему лицу. 
Наконец после двухчасовых выкрутасов я решил выпустить пару торпед с весьма 
большой дистанции и неудобного угла. Вопреки моим ожиданиям, обе поразили цель, 
попав в корму. Я увидел два широких, но не очень высоких столба воды и услышал 
два глухих взрыва. Торпеды всё-таки сильно повредили танкер, водоизмещение 
которого я оценил приблизительно в 8 000 тонн. Танкер замер на месте с сильным 
креном, и затем, спустя пять минут после поражения, погрузился кормой под воду 
и исчез. Я уже несколько минут как убрал перископ, когда радист, парень с живым 
воображением, доложил, что над нами что-то горит. Но треск был не чем иным как 
звуком лопающихся переборок.

Когда мы всплыли, на месте танкера не увидели ничего, кроме гигантского 
масляного пятна.


* * *

Мы сидели за обычным вечерним скатом – лучшим занятием для успокоения нервов и 
изгнания из головы жутких зрелищ, свидетелем которых мы были за день, – когда 
во второй раз за день заметили цель. Район, что и говорить, оказался весьма 
уловистым!

Над морем опустилась темнота. Луна спряталась за толстым слоем облаков, и я 
очень желал, чтобы она там и оставалась. Начиналась наша первая атака с 
надводного положения. Я быстро произвёл необходимые вычисления.

Первая торпеда прошла мимо. Некондиционная! Я очень надеялся, что 
судно-шеститысячник, под грузом и вооружённое, ничего не заметило. Так оно и 
случилось. Я это определил по тому, что оно произвело менее значительное 
изменение курса, чем до этого. Постепенно я стал подбираться ближе, стремясь 
занять удобную позицию для повторной атаки, что было работой долгой и 
кропотливой. К тому же нас подгоняло время: в любой момент могла выглянуть 
из-за облаков луна.

На этот раз я подошёл близко. Даже без бинокля мы могли видеть палубу судна, и 
один клялся, что видит орудие, готовое к действию. Если он был прав, то они 
могли бы быстро развернуться и за считанные секунды уничтожить нас. Но ничего 
такого не происходило: судно спокойно продолжало свой путь. Вторая моя торпеда 
тоже сбилась с курса. Мы подождали-подождали – ничего.