зовский, Ходорковский и т.д.)»! Объектом их постоянной критики 
являлось также слабое, стремившееся к внутри- и внешнеполитическим компромиссам,
 правительство Веймарской республики, считавшееся к тому же продажным, 
погрязшим в коррупции и враждебным национальным интересам немецкого народа.

       Франция требовала от обессиленной, разоренной войной и жестокими 
контрибуциями, оставленной фактически без армии и лишенной права на объявление 
всеобщей воинской повинности, Германии (объявленной в Версале победителями 
единственной виновницей подготовки и развязывания Первой мировой войны!) 
выплаты репараций и грозила в случае их неуплаты оккупировать центр германской 
индустрии - Рурский бассейн и Рейнскую область. Англия, со своей стороны, не 
соглашалась на столь непомерное усиление Франции. США были готовы поддержать 
Германию займами, чтобы захватить решающие позиции в германской экономике. Но, 
как писали большевицкие газеты в красной России, бремя Версальского мира может 
быть сброшено с Германии только мечом революционного правительства. 

       Давно зарившиеся на Германию (чтобы все шло по «Манифесту 
Коммунистической партии» товарищей Карла Маркса и Фридриха Энгельса) и 
мечтавшие «соединить русский серп с немецким молотом» вожди Коминтерна имели в 
виду правительство «революционеров-интернационалистов», способное возглавить 
коммунистическую мировую революцию. Им, да, пожалуй, никому в тогдашнем, 
взбаламученном Великой войной и послевоенной смутой мире, не ведомо было, что 
опутавшие побежденную и безмерно униженную торжествующими победителями Германию 
цепи Версаля действительно будут разрублены мечом революционного правительства. 
Но только правительства не просто революционного, а национально-революционного.

       Большинство немцев страдало от безудержной инфляции, поддерживаемой 
имперским правительством, надеявшимся, таким образом, освободиться от 
государственных долгов и уменьшить реальную сумму репараций, требуемых от 
Германии безжалостной Антантой (французы конфисковали даже сотни тысяч немецких 
молочных коров, чтобы у немцев было меньше молока для маленьких детей, ибо, по 
открыто высказанному мнению французского премьера Клемансо, «немцев» было «на 
двадцать миллионов больше, чем нужно»). 

       При этом разорялись люди, оказавшиеся не в состоянии оплачивать свои 
покупки векселями, имеющие какую-то собственность и вынужденные продавать ее, 
мелкие торговцы, ремесленники, рантье, чьи сбережения и банковские кредиты 
таяли на глазах, «бюджетники» - то есть чиновники и служащие, живущие на одну 
зарплату, на которую нельзя было купить даже пары ботинок. А наживались на всем 
этом спекулянты – «гладкие, с лицом упыря, шиберы» (по выражению жившего 
эмигрантом в послевоенной Германии Донского атамана П.Н. Краснова), валютные 
магнаты, иностранцы, скупавшие всего за несколько долларов или фунтов все, что 
угодно, а также крупные предприниматели и биржевые дельцы, акции и ценности 
которых росли безгранично. Эти «олигархи», вроде Гуго Стиннеса, приобретали все 
чуть ли не даром. Шел настоящий «черный передел» - грандиозная распродажа 
честных доходов, сбережений и порядочности (по выражению Эриха-Марии Ремарка). 

       В этой мрачной, грозовой, насыщенной предчувствием грядущих новых 
катаклизмов, послевоенной атмосфере процветали группы политических экстремистов 
различного толка. В то время, как многие из них пытались возродить Германскую 
империю во всей ее довоенной мощи и славе, другие – и в первую очередь 
коммунисты и члены гитлеровской НСДАП – стремились установить в Германии 
совершенно новый социально-политический строй (разумеется, понимая его каждый 
по-своему). 

       В довершение ко всему, по всей стране, как грибы, росли все новые 
полувоенные группировки, то и дело организовывавшие акции насилия в отношении 
республиканского правительства и своих политических оппонентов. 

       На левом фланге коммунисты, революционные анархисты, «независимые 
социал-демократы» и национал-большевики (нередко объединяемые их про-тивниками 
под общим собирательным названием «спартаковцы» или «Спартак»), объявившие себя 
«революционным авангардом немецкого пролетариата», а всех своих врагов – 
«фашистами» (даже Социал-Демократическая Партия Германии – СДПГ – высокомерно 
третировалась коммунистами как «социал-фашистская»!), вели активную 
политическую борьбу, то и дело принимавшую форму вооруженных конфликтов с 
правительством Веймарской республики, вынужденным, вопреки своей 
социал-демократической природе, подавлять выступления коммунистических боевиков 
с помощью все еще слабой новой республиканской армии (рейхсвера), ограниченной 
условиями Версальского договора численностью в сто тысяч штыков и сабель 
(причем на весь рейхсвер полагалось всего четыре тысячи офицерских должностей), 
полиции и добровольческих частей (фрейкоров), котор