— Много дел, Адам?

— Да, господин генерал. Утверждено несколько представлений к Рыцарскому кресту 
и Немецкому кресту в золоте. Я их сейчас разошлю по корпусам.

— Рыцарский крест за проигранное сражение. Вам не кажется, что это смешно?

Паулюс усмехнулся и продолжал:

— Вы были сегодня утром в штабе LI корпуса. Есть какие-нибудь новости?

— Нет, господин генерал, или, собственно, все же есть. Я узнал кое-что новое. 
Корпусной адъютант рассказал мне, что все дивизии на северном и восточном 
участках котла подчинены генералу Зейдлицу. Я этого еще не знал.

Паулюс слегка кивнул головой и отвечал несколько обиженным тоном:

— Да, таково переданное по радио приказание Гитлера. Можете потом его у меня 
прочитать. Я сам не знаю, что это, собственно, должно означать. Возможно, 
Гитлер хочет проверить, действительно ли хватит у Зейдлица мужества нарушить 
приказ. Но возможно и другое — что Гитлер особенно высоко ценит Зейдлица.

— Это мне непонятно, господин генерал. Сначала Гитлер подчеркивает, что он 
вполне полагается на командующего армией. Днем позже он передает большинство 
дивизий под командование генерала Зейдлица. В этом есть тем большее 
противоречие, что именно Зейдлиц требовал, чтобы мы вернули себе свободу 
действий, отнятую приказом фюрера. Какова, собственно, сейчас точка зрения 
Зейдлица по этому вопросу?

— Я спросил его об этом в присутствии генерала Штрекера. Он мне ответил: «При 
данных обстоятельствах я должен подчиниться». Пойдемте, я покажу вам 
радиограмму Гитлера.

В своем рабочем помещении Паулюс вынул из папки лист бумаги и дал его мне. Я 
прочел следующие строки, под которыми значилась подпись «Адольф Гитлер»:



«Прорыв из котла исключен. Снабжение по воздуху обеспечено. Под командованием 
генерала Гота сосредоточивается новая армия для прорыва котла извне. Все 
дивизии, действующие на волжском и северном участках фронта, передаются под 
командование генерала фон Зейдлица».[61 - Архив автора.]


Дополнительно было указано, что за генералом Паулюсом сохраняются права и 
власть, связанные с общим руководством войсками, находящимися в котле.

Позднее, оставшись один, я долго размышлял, сопоставляя Паулюса и Зейдлица. Два 
противоположных характера: Паулюс — добросовестный, все тщательно продумывающий 
генштабист, мыслитель, но нерешительный человек; Зейдлиц — значительно менее 
образованный и менее знающий генерал, нежели Паулюс, однако человек решительный 
и смелый до безрассудства. Зейдлиц безоговорочно защищал свою точку зрения и 
даже в споре с Паулюсом оказался в конфликте с прочими генералами. Тем не менее 
он вынужден был замолчать, когда получил приказ Гитлера, узнал, что его 
отличили, предоставив более высокий командный пост. И генерал фон Зейдлиц 
повиновался, несмотря на свое особое мнение. В качестве первого адъютанта армии 
я часто имел возможность наблюдать, как продвижение по службе, повышение в 
звании или получение высокого ордена влияли на взгляды, по меньшей мере, на 
поведение многих офицеров. И Зейдлиц тоже уступил. По таким же или аналогичным 
мотивам — это для меня так и осталось неясным.




Армия пожирает лошадей


Дни после 12 декабря были особенно волнующими. Штаб армии подготовлял прорыв. 
Операция Гота «Зимняя гроза» (так она была закодирована) провалилась. По 
сигналу «Удар грома» 6-я армия должна была разорвать кольцо изнутри и двинуться 
навстречу Готу. Имелось в виду, что всех раненых повезут на грузовиках. Если бы 
только снабжение было хоть немного более успешно! Вплоть до 12 декабря 
ежедневно доставлялось по воздуху не больше 100 тонн продовольствия, 
боеприпасов и горючего. После неустанных просьб армии о помощи объем снабжения 
несколько увеличился. Но и тогда он ни разу не приближался к цифре 300 тонн в 
день, а такова была минимальная потребность в одних лишь продовольственных 
грузах. Голод все сильней терзал тело и душу людей, попавших в окружение. В 
некоторых частях число солдат, обессилевших от голода, уже превышало число 
раненых. В каждом убежище, каждом окопе, в каждом дивизионном медицинском 
пункте лежали изможденные солдаты и офицеры, которые уже больше не могли встать