Обстфельдера:

— За что повесили мирных жителей?

Обстфельдер вскинул глаза на своего начальника:

— Комендант гарнизона арестовал их как заложников, потому что многие наши 
солдаты были найдены в городе убитыми. Заложников повесили на главной улице для 
примера и устрашения.

Паулюс стоял перед офицерами чуть сгорбившись, лицо его нервно подергивалось. 
Он сказал:

— И по-вашему, этим можно приостановить действия партизан? А я полагаю, что 
такими методами достигается как раз обратное. Я отменил приказ Рейхенау о 
поведении войск на Востоке. Распорядитесь, чтобы это позорище немедленно 
исчезло.

Таков был Паулюс. Месть и зверская расправа были несовместимы с его понятием 
воинской чести. Он отменил варварский приказ Рейхенау. Но Паулюс дальше этого 
не шел. Правда, он был глубоко возмущен и потребовал убрать виселицу. Однако 
комендант белгородского гарнизона, вопреки приказу командующего армии казнивший 
заложников, остался безнаказанным. Я и сам тогда никак не реагировал на эту 
непоследовательность Паулюса. На четвертый день мы вернулись в Полтаву.




Мрачные настроения в тылу


Больше двух лет я не был в отпуске. В результате обследования, которое я прошел 
у армейских терапевтов, наш главный врач профессор Хаубенрейсер рекомендовал 
мне испросить себе наконец законный отпуск. Паулюс удовлетворил мою просьбу, 
несмотря на напряженное положение. На своего заместителя я мог положиться — он 
был инструктирован мной во всех вопросах, — и еще до наступления Пасхи я 
собирался выехать из действующей армии.

Командующий группой армий разрешил Паулюсу взять отпуск на несколько пасхальных 
дней, чтобы присутствовать в Берлине на крестинах своих внуков-близнецов.

Мы отправились на родину вместе. Из Полтавы до Киева нас доставил специальный 
поезд фельдмаршала фон Бока; автомобиль Паулюса мы везли на платформе. Паулюс 
хотел ехать от Киева до Берлина на легковой машине.

Одной из наших авторемонтных рот в Киеве было приказано предоставить мне 
легковую машину до германской границы. Меня сопровождал молодой адъютант нашего 
штаба. Из Киева мы, не задерживаясь, двинулись дальше. Сначала все шло как 
будто гладко. Однако к вечеру поднялась сильная метель, так что с трудом можно 
было различить дорогу. Мы решили ночевать в Житомире и на рассвете выехать. Но 
в те дни меня преследовала неудача. Когда в темноте машину заправляли, она 
вдруг соскользнула в кювет, и у мотора сломалась выхлопная труба. На другое 
утро я отправился в авторемонтную мастерскую.

Мне пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы машину немедленно 
привели в порядок. Только к полудню смогли мы снова продолжать путь. Мы 
заправили бак и наполнили запасную канистру — к счастью! Машина шла хорошо, 
метель прекратилась. Мысленно я уже был в Кракове, откуда решил ехать эшелоном 
отпускников, идущим по расписанию во Франкфурт-на-Майне.

В веселом настроении, как и подобает отпускнику, я завел разговор с водителем, 
молодым солдатом, по специальности слесарем.

— Вы давно в армии?

— С начала войны, господин полковник.

— А с каких пор в авторемонтной роте?

— После обучения меня перевели туда в качестве слесаря по ремонту, я не 
расставался с ротой во время всей западной кампании.

— Ну как, нравится вам Киев? Я вчера после обеда видел город только мельком, но 
он произвел на меня хорошее впечатление.

— Да, господин полковник, Киев — красивый город, и жилье у нас тут хорошее, и в 
авторемонтной мастерской все как положено. Оно бы хорошо, не будь здесь так 
неспокойно.

— То есть как это?