позиции 4-й танковой армии и 4-й румынской армии. В данный момент положение там 
еще неясно. С севера Красная Армия продолжала наступать. Ее левое крыло 
продвигается в юго-восточном направлении на Верхне-Бузиновку. Мы должны 
считаться с тем, что через несколько часов XI армейскому корпусу будет отрезана 
дорога на юг. Наиболее серьезная угроза создана для железнодорожной ветки 
Морозовская — станция Чир.

Вот мы и влипли! Советское верховное командование начало замыкать клещи. Мы 
попытались этому воспрепятствовать контрнаступлением XIV и XXXXVIII танковых 
корпусов. Но если эта попытка не удастся? Если наши танковые соединения слишком 
слабы? Что тогда? Тогда противник стянет петлю и 6-я армия окажется в котле.




Генерал подает рапорт о болезни


Беспокойно шагал я по своей комнате — три шага вперед, три шага назад. Как ни 
пытался я овладеть собой, мои мысли снова и снова возвращались к оперативной 
карте. Как грозные призраки, вставали перед глазами красные стрелы наступающего 
противника. Если их мысленно продлить, они сойдутся у Калача. Господи боже, что 
делать? Поспеют ли вовремя наши танковые полки, смогут ли предотвратить угрозу 
с тыла 6-й армии?

Ответ был получен быстрее, чем мне бы этого хотелось.

Паулюс вызвал меня к себе. Его комната была буквально пропитана табачным дымом. 
Пепельница на столе до краев заполнена окурками. Рядом стояла нетронутая чашка 
черного кофе. Командующий как раз закурил очередную сигарету.

— Вам известно, Адам, что генерал-майор Беслер несколько дней назад принял 14-ю 
танковую дивизию. Однако сегодня он подал рапорт о болезни, заявил, что его 
старая болезнь сердца обострилась. Он просит разрешения вернуться на родину. Я 
дал согласие. Командир, который при такой ситуации рапортует о болезни, 
непригоден и является обузой для армии.

— Этот упитанный господин мне показался несимпатичным уже при первой встрече, — 
ответил я. — Тем не менее я не мог предполагать, что в такой опасный момент он 
бросит свою часть на произвол судьбы. Ведь это дезертирство.

— Пусть в этом разбирается командование группы армий. Я информировал о 
происшедшем. Генерал Беслер так спешил, что, наверное, скоро там будет. 
Начальник оперативного отдела 14-й танковой дивизии доложил Шмидту, что Беслер 
уже находится в своей машине на пути к станции Чир. Он даже не счел необходимым 
дождаться прибытия своего преемника. Какой позор, что такое ничтожество носит 
звание генерала!

— Беслер не просто офицер, забывший свой долг. Уже позавчера, при первом 
соприкосновении с противником, его обуял страх, и он не отдал никаких 
распоряжений для того, чтобы избавить свои войска от излишних жертв. Офицер 
связи 14-й танковой дивизии рассказал мне, что по этому поводу произошло резкое 
столкновение между Беслером и его начальником оперативного отдела. Я не верю, 
что Беслер болен. На языке солдат это называется трусостью. Он дрожит за свою 
жизнь.

— Посмотрим, что покажет расследование. Управление кадров этим займется. Кого 
вы рекомендуете назначить преемником Беслера? Этот вопрос должен быть решен 
немедленно.

— Если генерал-майор Шмидт согласен, я предлагаю полковника Латтмана, командира 
артиллерийского полка 16-й танковой дивизии. Считаю его одним из самых 
способных офицеров нашей армии. Он умен, гибок, осмотрителен и энергичен. К 
тому же Латтман знает бронетанковые силы досконально. Это особенно важно в 
такой сложной ситуации.

После того как Шмидт одобрил мое предложение, Паулюс также дал свое согласие. 
По телеграфу было запрошено согласие управления кадров на замену командования 
14-й танковой дивизии.

Через несколько часов полковник Латтман явился в штаб армии в Голубинский. 
Начальник штаба объяснил ему обстановку. Не приходилось завидовать новому 
командиру дивизии в связи с поставленной перед ним задачей. 14-я танковая 
дивизия уже понесла в предшествующих боях тяжелые потери. А главное — 
артиллерийский полк был буквально разгромлен танками противника.




Часы тревоги и неопределенности