— Никогда не подумал бы, что это возможно — воскликнул Паулюс. — Человек, 
который до сих пор распространяет слухи о расстрелах пленных, предусмотрительно 
собирает информацию о том, какое обращение ждет его со стороны Красной Армии. 
Сам он рассчитывает попасть в плен, а другим ничего не говорит об этом.

— Я никогда не питал к Шмидту дружеских чувств, однако я считал, что он 
по-своему последователен. И только в последние дни он показал свое истинное 
лицо. Слово не согласуется у него с делом. Жаль, что вы следовали его советам, 
господин генерал-полковник.

— Теперь поздно говорить об этом, — ответил Паулюс. — Конец близок. Быть может, 
другой начальник штаба помог бы мне принять более правильное решение. Но лучше 
оставим это.




Самоубийство или плен?


Да, конец был близок. Сплошной линии обороны больше не существовало. Имелись 
лишь отдельные опорные пункты, оборонявшиеся боевыми группами. Один из таких 
опорных пунктов был напротив универмага, в направлении реки Царицы, которая 
была уже форсирована Красной Армией. Его обороняла боевая группа полковника 
Людвига, в которую в качестве резерва армии были сведены еще сохранившиеся 
остатки 14-й танковой дивизии.

Боевая группа закрепилась в развалинах какого-то магазина. Оконные проемы 
первого и второго этажей были забаррикадированы кирпичами и мешками с песком. 
Там проходил теперь передний край. Находившийся напротив театр имени Горького 
уже был занят Красной Армией. Таким образом, полковник Людвиг удерживал 
последнюю оборонительную линию перед последней «главной квартирой». Советские 
войска уже обстреливали универмаг. К западу от нас, всего в нескольких 
кварталах, стояли танки с красными звездами на броне. Действительно, конец 
приближался.

Надо было решать: самоубийство или плен? До сих пор Паулюс был против 
самоубийства, теперь же он начал колебаться. После долгих размышлений он сказал 
с огорчением:

— Несомненно, Гитлер ожидает, что я покончу с собой. Что вы думаете об этом, 
Адам?

Я был возмущен.

— До сих пор мы пытались препятствовать самоубийствам в армии. И мы правильно 
поступили. Вы тоже должны разделить судьбу своих солдат. Если в наш подвал 
будет прямое попадание, все мы погибнем. Однако я считал бы позорным и 
трусливым кончить жизнь самоубийством.

Казалось, будто мои слова освободили Паулюса от тяжелого груза. По сути дела, 
он придерживался той же точки зрения, что и я, но хотел на моих аргументах 
перепроверить свои выводы. Это было в его манере.




Фальшивый фимиам


Теперь молчальник заговорил.

Он начал рассказывать о том, что он пережил и видел в ставке фюрера. В качестве 
заместителя начальника генерального штаба сухопутных сил, заместителя Гальдера, 
Паулюс неоднократно бывал свидетелем припадков ярости у Гитлера. Во время своих 
докладов генерал-полковник Гальдер большей частью не успевал сказать и первых 
фраз, как Гитлер, не сдерживаясь, перебивал его и говорил дальше сам. Паулюс 
рассказывал также, что безумная мания величия Гитлера питалась тем, что 
окружавшие его лица, в первую очередь генерал Кейтель, подхалимски превозносили 
его. По мере того как из этих рассказов отчетливо и беспощадно проступала роль 
Гитлера, становилось все более непонятным и даже непростительным, что Паулюс, 
так близко знавший Гитлера, продолжал оказывать ему повиновение. Это еще раз 
резко бросилось в глаза, когда 30 января 1943 года, в десятую годовщину взятия 
власти Гитлером, Шмидт составил в адрес Гитлера две радиограммы, а Паулюс 
подписал их без изменений. Первая гласила:



«6-я армия, верная присяге Германии, сознавая свою высокую и важную задачу, до 
последнего человека и до последнего патрона удерживает позиции за фюрера и