дивизий в южной части города появились советские парламентеры, предложившие 
капитулировать в целях предотвращения дальнейшего кровопролития. Всем сдающимся 
частям они гарантировали питание, а раненым — медицинскую помощь.

Командиры, не обращая внимания на приказ Шмидта, вели переговоры с 
парламентерами, однако отправили их обратно, ничего не решив. Паулюс и Шмидт 
приняли это сообщение к сведению, не сказав ни слова.

297-я и 371-я пехотные дивизии подчинялись IV армейскому корпусу. Мне было 
любопытно, использовали ли они открывшуюся им приказом по корпусу возможность 
сложить оружие. Пока об этом не удавалось узнать никаких подробностей.

Группа Эльхлеппа закончила свои приготовления. Начальник оперативного отдела 
просил Паулюса и Шмидта освободить его и его товарищей от служебных 
обязанностей. Согласие было дано. Вскоре, тепло попрощавшись, группа 
отправилась в путь. Они хотели попытаться спрятаться от наступающих 
красноармейцев в районе 297-й пехотной дивизии.

На место Эльхлеппа к штабу армии был прикомандирован начальник оперативного 
отдела 71-й пехотной дивизии подполковник генерального штаба фон Белов. В общем 
и целом нас осталось всего 20 офицеров и солдат вместо прежних 60. Эта горстка 
продолжала таять. В припадке отчаяния денщик полковника Эльхлеппа, пожилой 
человек и отец семейства, покончил с собой. Он не мог перенести, что полковник 
бросил его на произвол судьбы. Расстроенный, он молча сидел среди своих 
товарищей. Никто не обратил внимания на то, что он покинул подвальное помещение.
 Затем наверху раздался взрыв ручной гранаты. Мы нашли его мертвым в луже крови.


Из частей, с которыми у нас еще была связь, приходили такие же донесения. 
Количество самоубийств росло. Кое-где угрожала вспыхнуть настоящая эпидемия 
самоубийств. Налагали на себя руки главным образом молодые офицеры и солдаты.




Генерал-майор фон Дреббер пишет из плена


Поздним вечером 25 января мы получили донесение, что 297-я пехотная дивизия 
капитулировала вместе со своим командиром генерал-майором фон Дреббером. Распад 
всей армии начался.

26 января утром я сидел с Паулюсом у маленького стола перед подвальным окном, 
когда вошел посыльный и передал командующему письмо. «Отправитель генерал-майор 
фон Дреббер», — с удивлением прочитал командующий. Письмо было вскрыто не сразу.
 На улице, прямо против нашего окна, взорвалась авиабомба. Стекла разлетелись, 
осколки стекла и металла пронеслись над нашими головами, в помещение ворвались 
пороховые газы. От воздушной волны вылетела дверь.

Прежде всего я подумал о Паулюсе. Когда дым рассеялся, я увидел на его голове 
кровь. Однако ничего страшного не случилось.

У меня тоже кожа на голове была содрана в нескольких местах. Вызванный санитар 
наложил легкие повязки. Нам повезло еще раз.

Наконец Паулюс вскрыл письмо. Он с интересом углубился в его содержание.

— Это почти невероятно, — сказал Паулюс. — Дреббер пишет, что он и его солдаты 
были хорошо приняты офицерами и солдатами Красной Армии. С ними обращаются 
корректно. Все мы будто бы жертвы лживой геббельсовской пропаганды. Дреббер 
призывает прекратить бесполезное сопротивление и капитулировать всей армией.

В этот момент вошел Шмидт. Когда он узнал, что происходит, лицо его омрачилось.

— Никогда, — вопил он, — фон Дреббер не написал бы такое добровольно, его 
принудили к этому. Мы не капитулируем! Чтобы иметь возможность лучше влиять на 
дивизии, мы сегодня же до полудня переедем в помещение универмага.

С тех пор, как лопнула надежда на прилет «шторха», на котором он собирался 
удрать, Шмидт снова стал прежним Шмидтом.

В тот же день поступило донесение, что генерал фон Гартманн убит. Стоя во весь 
рост на железнодорожной насыпи, он вел огонь по противнику из винтовки. Пуля 
попала в голову, он был убит наповал. Командиром 71-й пехотной дивизии был 
назначен полковник Роске.

Еще одна тяжелая весть настигла нас в тот же день, 26 января.

— Генерал Штемпель, командир 371-й пехотной дивизии, покончил с собой, — 
доложил его адъютант.