«Не дайте нам погибнуть столь жалким образом! Хлеба!»

Генерал-полковник решил еще раз обратиться к Манштейну. Через два часа после 
отправления радиограммы Гитлеру была послана радиограмма командующему группой 
армий «Дон»:



«Возражения люфтваффе считаем предлогом; авиационными специалистами, а именно 
аэродромной службой, посадка признана возможной. Посадочная полоса значительно 
расширена. Аэродромная служба и ее оборудование, как и прежде в Питомнике, 
действуют здесь безупречно. Командующий запросил вмешательства непосредственно 
фюрера, так как постоянная проволочка со стороны люфтваффе уже стоила жизни 
многим солдатам».[79 - Архив автора.]


Командование армии полагало, что оно сделало таким образом все возможное, чтобы 
совладать со страшным бедствием. Ответ не поступил. Транспортные самолеты не 
прилетали.

Паулюс снова радировал группе армий «Дон»:



«До сих пор ни одного самолета. Армия просит дать приказ о вылете».[80 - То же.
]


Все было напрасно. Никакого ответа не поступило ни от Гитлера, ни от Манштейна. 
Зато все более настойчивыми и громкими становились требования войск к 
командованию армии: «Количество потерь от голода растет с часу на час. Срочно 
требуются по крайней мере минимальные продовольственные пайки. Имеются случаи 
самоубийства вследствие безысходности и отчаяния».




Кому же лететь?


Командующий армией сделал еще одну попытку облегчить тяжелую участь солдат. Он 
потребовал от Манштейна, чтобы был прислан генерал люфтваффе, с которым можно 
было бы на месте обсудить возможности посадки самолетов в котле.

Найдется ли генерал, который так мало ценит свою жизнь? — задал я себе вопрос, 
услышав об этой попытке. Мой скептицизм оказался оправданным. 16 января утром 
вместо затребованного генерала на нашем командном пункте появился майор авиации.
 Это был явный показатель того, как котировалась 6-я армия у вышестоящих 
начальников. Меня охватила ярость в связи с этим новым свидетельством измены 
вышестоящих командных инстанций элементарнейшим принципам солдатской 
порядочности.

В мой блиндаж вошел капитан фон Зейдлиц, дальний родственник командира LI 
корпуса. Как кандидат в слушатели Академии генерального штаба, он был 
командирован для отбытия войсковой практики в штаб нашей армии в качестве 
адъютанта. По поручению начальника штаба он сообщил мне, что все специалисты, в 
том числе командиры танков, воентехники и кандидаты в слушатели академии, 
должны немедленно вылететь из окружения.

— Главное командование сухопутных сил приказало это и майору фон Цитцевицу, 
офицеру связи Гитлера при нашем штабе, — доложил капитан Зейдлиц. — 
Генерал-лейтенант Шмидт просит вас вызвать офицеров, которых это касается, из 
армейских корпусов и дивизий, если возможно, по телефону. Мы надеемся, что 
сегодня ночью наконец прибудет несколько транспортных машин.

— А что же будет с тяжелоранеными? — спросил я. — Начальник санитарной службы 
армии сообщил мне, что они доставлены в Гумрак. Все блиндажи там переполнены.

— Начальнику санитарной службы дано указание немедленно приостановить эвакуацию 
тяжелораненых, — ответил Зейдлиц.

Я онемел. В каждой современной армии раненным в боях солдатам и офицерам 
отдается предпочтение во всем. Здесь же из окружения вывозились те, кто 
представлял особую ценность для продолжения войны, остальные же хладнокровно 
обрекались на гибель. Это можно было считать лишним доказательством того, что 
высшее командование уже списало 6-ю армию. Однако и командование нашей армии, 
по-видимому, изменило свое отношение к вопросу о вылете из котла. До сих пор 
Шмидт бесцеремонно отклонял любое ходатайство подобного рода. Почему же теперь 
он не возражал против приказа Главного командования сухопутных сил? На одно 
мгновение у меня появилась мысль: не стоит ли за новым приказом сам начальник