войны кайзер несколько раз стоял на грани нервного расстройства, чем доставил 
много забот врачам. Возможно, что с этим связана и уступчивость по отношению к 
слабым натурам в его окружении, которую он стал проявлять по мере приближения 
старости.

С кайзером нужно было говорить с глазу на глаз, ибо в присутствии третьих лиц 
он 
нередко менял мнение из свойственного ему желания вести себя на людях по-царски.
 
В этом обстоятельстве коренилась власть кабинетов.

Начальники кабинетов присутствовали при докладах руководителей ведомств и после 

их ухода, естественно, обсуждали затронутые вопросы с кайзером. Таким образом, 
начальникам кабинетов нужно было только выбрать подходящий момент и 
приспособиться к фантазии и темпераменту кайзера, чтобы провести свою точку 
зрения. На свете немного людей, которые в подобном положении ограничились бы 
отведенной им областью. Каприви, по его словам, знал только одного начальника 
кабинета, который неизменно придерживался этого принципа; это был генерал фон 
Альбедилль. Правда, наш старый кайзер любил, чтобы дела решались 
соответствующими ведомствами. Вмешательство начальников кабинетов в чуждую им 
область порождало предложения, являвшиеся менее продуманными, чем те, которые 
исходили от ответственных лиц, попадавших в случае неудачи в тяжелое положение, 

а потому разрабатывавших вопросы силами своего аппарата, прежде чем представить 

их кайзеру. Слишком долгое пребывание начальников кабинетов на своих постах, 
объяснявшееся нежеланием кайзера менять свое привычное окружение, отделяло этих 

людей, сживавшихся с придворными порядками, от строевиков; во всяком случае во 
флоте считали, что многочисленные неудачи кабинета в его собственной области 
(подбор кадров) объяснялись только тем, что адмирал фон Мюллер все больше 
становился придворным и все меньше солдатом.

Все попытки ответственных лиц воспрепятствовать вмешательству кабинетов в их 
деятельность терпели крах: начальники кабинетов умели ловко прикрываться 
высочайшей волей и кайзер считал их простыми канцеляристами, которые самое 
большее выражают эту волю в форме приказов. В беседах со мною кайзер 
неоднократно это подчеркивал. Я часто думал о 1806 годе.

Вовремя войны неспособность кабинетов к вынесению правильных решений снова 
сделалась бичом для нации. Если у Гогенлоэ и Бюлова я находил естественную и 
соответствовавшую конституции защиту против вмешательства кабинетов, то при 
г-не 
фон Бетмане имело место обратное явление.

Мне казалось странным, что ни демократическое, ни честно преданное монархии 
крыло рейхстага так и не вскрыли основного порока прежнего образа правления - 
чрезмерного влияния кабинетов. Когда в октябре 1918 года нужно было лишить 
кайзера и канцлера всякой власти, рейхстаг занялся этим с чрезвычайной 
поспешностью, отбросив обычную процедуру. Но на протяжении многих лет, 
предшествовавших этому событию, демократия ни разу не выступила в защиту 
конституции. Зато лучшее из того, что мы имели, - проникнутая государственным 
сознанием деловая работа ведомств, являвшаяся предметом зависти всех наций 
мира, - терпела большой ущерб как от демократии, так и от кабинетов; 
непроизводительные силы самой разнообразной окраски всегда объединялись в 
Германии, чтобы мешать созидательной государственной деятельности.

Можно опасаться, что многие из тех, которые, будучи обязаны бороться против 
влияния кабинетов, никогда этого не делали, теперь обрушатся с тем большим 
усердием на всю старую правительственную систему. При этом могут сыграть 
известную роль заметки кайзера на полях, число которых неизмеримо, ибо кайзер 
старался следовать в этом отношении стилю своих предков. Однако, чтобы судить о 

ценности этих и подобных им высказываний, делавшихся. под впечатлением момента, 

нужно очень хорошо знать кайзера.

Не надо ловить меня на слове, используя мои пометки, - заявил он сам. Поэтому 
он 
был немного удивлен, когда однажды я счел своим долгом подать прошение об 
отставке, основываясь на одной такой пометке. В другом, аналогичном, случае 
кайзер заявил, что он говорил еще и не такие вещи другим министрам, которые, 
однако, не делают из них немедленных выводов. Кайзер всегда требовал от своих 
ответственных советников, чтобы они проверяли его высказывания и умели отличать 

важное и значительное от того, что выражало лишь настроение минуты. Обычно 
кайзер соглашался с обоснованными возражениями.

К сожалению, кабинеты придавали чрезмерное значение указанным заметкам кайзера.