Отчеты о последних прениях в английском парламенте, которые мне приходилось 
читать, отражают следующую точку зрения: Германию мы уничтожим одним ударом. 
Итак, я поставил перед собой следующий вопрос: как нам вести морскую войну 
против Англии с надеждой на успех? Обращаюсь к вам с просьбой ответить на него. 

Замечу кстати, что я ценю ваше мнение в морских вопросах, и мне бы очень 
хотелось узнать, что вы можете предложить. Как я слышал в Берлине, дело с вашей 

поездкой в Восточную Азию (в качестве командующего эскадрой) что-то не клеится; 

в столице думают даже сократить в интересах отечества наши тамошние морские 
силы. Итак, вы будете иметь время заняться важными вопросами. Будьте так добры 
исполнить мою просьбу.

До свидания.

Ваш фон Штош".

Я ответил ему из Киля следующим письмом от 13 февраля 1896 года: "Ваше 
превосходительство!

Я получил ваше любезное письмо от 12 с.м. и спешу ответить на него... 
Чрезвычайно 
важные и неожиданные дела отнимали все мое время, пока я находился в Берлине. 
Могу сообщить вашему превосходительству совершенно конфиденциально и 
исключительно для вашего сведения, что я имел случай представить на высочайшее 
усмотрение мнение вашего превосходительства о путях развития флота, причем 
можно 
надеяться, что это развитие вновь начнется с того, на чем оборвалось в 1883 
году.

Возможно, что я впоследствии смогу доложить об этом вашему превосходительству 
более подробно. Моя командировка в Азию, как уже известно вашему 
превосходительству, находится под вопросом. Я совершенно сбит с толку. Я 
страстно желал поехать туда; к тому же для моей нервной системы было бы весьма 
полезно временно освободиться от непрерывной и изматывающей умственной работы и 

побыть некоторое время вдали от Мадрида{47}. Посмотрим, что готовит мне судьба.

Что касается трансваальского вопроса, то в отличие от нашего общественного 
мнения и политического руководства я считаю, что мы поступили неправильно{48}. 
Англия не реагирует на грубости со стороны Америки{}n", ибо они чреваты 
неприятностями в будущем, но главным образом потому, что Америка - неудобный 
противник; расплачиваться же приходится Германии, которая в настоящее время не 
имеет серьезных сил на море. Наша политика базируется на одну только армию, но 
влияние последней дает себя непосредственно чувствовать лишь на сухопутных 
границах, в других же областях она может оказывать лишь косвенное влияние.

Наши политики не понимают, что ценность союза с Германией определяется даже для 

европейских держав не столько ее армией, сколько флотом. Пример: Россия и 
Франция против Англии.

Выступление нашего нынешнего флота сыграло бы в таком случае совершенно 
незначительную роль. Если же Англия будет проводить политику в духе Питта, то 
она предпочтет нашу враждебность строгому нейтралитету. В первом случае мы 
явимся при всех обстоятельствах чрезвычайно ценным объектом, при сохранении же 
нейтралитета мы выиграем необычайно много в качестве конкурента Англии, и 
Англия 
знает это совершенно точно. Наша политика до сих пор остается совершенно чуждой 

понятию политического значения морского могущества. Если же мы захотим выйти в 
свет и экономически усилиться с помощью морской торговли, то мы построим здание 

без фундамента, если одновременно не создадим военно-морской флот. За пределами 

нашей страны мы повсюду наталкиваемся на существующие или потенциальные 
интересы 
других государств. Отсюда столкновения интересов. Теперь, когда престиж 1870 
года успел испариться, даже самая удачная политика едва ли сможет достичь чего-
нибудь, не имея в своем распоряжении реальной силы, соответствующей 
разносторонности наших интересов. Но с точки зрения международной политики лишь 

морское могущество является разносторонним. Без такого могущества мы всегда 
будем оставаться в накладе, даже если не будет войны. К тому же следует иметь в 

виду, что Англия начинает терять веру в то, что мы станем таскать для нее 
каштаны из огня и пошлем свою армию против России. Англия даже может пойти на 
значительные уступки России в Восточной Азии за счет Германии. В последнем