уже приступили. к формированию танковых корпусов, состоящих из танковой и 
моторизованной дивизий; Гудериан смотрел дальше и предвидел создание танковых 
армий. 
   Между тем политическая обстановка становилась все более напряженной. Многое 
во 
внутренней политике, проводимой нацистами, не нравилось кадровому офицерству, 
но 
генерал фон Сект, создатель рейхсвера, выдвинул принцип невмешательства армии в 

политические дела, и его точка зрения получила общее признание. Никому из 
германских 
офицеров не нравились выходки "коричневых", а их попытки играть в солдаты 
вызывали 
смех и презрение. Однако Гитлер не наводнил армию штурмовиками; напротив, он 
ввел 
всеобщую воинскую повинность и сосредоточил все управление армией в руках 
генерального штаба. Кроме того, его огромные успехи в области внешней политики 
и 
особенно решение о перевооружении приветствовал весь германский народ. Политика 

возрождения Германии как великой державы встретила энергичную поддержку со 
стороны офицерского корпуса. 
   Это не значит, что мы хотели войны. Генеральный штаб всячески старался 
сдержать 
Гитлера, но позиции его значительно ослабли после того, как, вопреки его прямым 

советам, Гитлер занял Рейнскую область. В 1938 году генеральный штаб решительно 

выступал против всяких действий по отношению к Чехословакии, полагая, что они 
могут 
привести к войне в Европе, но нерешительность Чемберлена и Даладье вдохновила 
Гитлера на новые авантюры. Я хорошо понимаю, что за границей к германскому 
генеральному штабу относятся с большим подозрением и что к моим замечаниям о 
нашем 
нежелании вести войну отнесутся скептически. Поэтому мне не остается ничего 
лучшего, 
как процитировать слова Сирила Фоллса, одного из ведущих английских военных 
публицистов, который до последнего времени был профессором военной истории в 
Оксфордском университете. В своем предисловии к английскому изданию книги 
Вальтера Гёрлица "Германский генеральный штаб" Фоллс пишет: 
   "Мы, англичане, считаем себя до известной степени вправе упрекать германский 

генеральный штаб за то, что он начал войну в 1914 году. Иногда это же говорят и 
по 
отношению к 1939 году, но я согласен с господином Гёрлицем, что в этом случае 
обвинение неоправдано. Можно обвинять Гитлера, нацистское государство и партию, 

даже германский народ, но генеральный штаб не хотел войны с Францией и Англией, 
а 
после того как он был втянут в войну с ними, он не хотел войны с Россией"{7}. 
   Мирное разрешение судетского кризиса в октябре 1938 года являлось большим 
облегчением для армии. Я был в то время третьим офицером штаба 3-го корпуса; 
наш 
штаб располагался около Хиршберга в Силезии. В результате Мюнхенского 
соглашения 
мы получили возможность мирно вступить в Су-детскую область, и, проходя мимо 
мощных чешских оборонительных сооружений, каждый из нас испытывал чувство 
облегчения оттого, что удалось избежать кровопролитной борьбы, в которой 
наиболее 
тяжкие испытания выпали бы на долю судетских немцев. Наших солдат тепло 
встречали в 
каждой деревне, их приветствовали флагами и цветами. В течение нескольких 
недель я 
был офицером связи при Конраде Генлейне, вожде судетских немцев. Тогда я много 
узнал 
о тяжелом положении этих немцев, угнетавшихся в культурном и экономическом 
отношении{8}. 
   Вера в руководство Гитлера беспредельно возросла, но после аннексии Богемии 
в марте 
1939 года в международной обстановке стал нарастать кризис. К этому времени я 
уже 
вернулся в Берлин и был по горло занят подготовкой к гигантскому военному 
параду в 
честь пятидесятилетия Гитлера. Этот парад должен был явиться демонстрацией 
нашей 
военной мощи; во главе проходящих колонн шли знаменосцы, которые несли все 
боевые 
знамена вермахта. 
   Я старался во что бы то ни стало избавиться от такого образа жизни - мне 
надоел