скорейшее окончание войны выгодно как советскому народу, так и немецкому.
 Такой объем информации меня просто смутил. Может быть, она и соответствует 
истине. Но кто из нас ее сможет проверить? И вообще, я не совсем понимаю: чего 
добиваются от меня эти комиссары?
 5 сентября 1943 года. Сегодня разговаривал с комендантом дачи. Говорили очень 
долго, бесперерывно примерно 4часа. Комендант нарочно избегал затрагивать 
вопросы актуальной политики и вел разговор о военном искусстве, но я его скоро 
перебил и внезапно спросил: «Можно ожидать, что остальные генералы тоже 
прибудут сюда?» Он ответил, что имеется в виду разместить их вблизи Москвы. 
Тогда я снова спросил: «А полковник Адам?» Он ответил: «Наверное, и он с ними 
приедет». Затем я сказал коменданту, пытаясь повернуть разговор на актуальную 
тему, что я не хотел бы присутствовать на конференции «Офицерского союза», и 
начал объяснять причину.
 Я сказал, что, будучи здесь, уже яснее вижу создавшееся положение. Поступки 
генерала фон Зейдлица и других, по моему убеждению, нельзя называть нечестными, 
так как я убедился, что они действуют, исходя из идейных, а не грязных мотивов.
 Потом я задал второй вопрос: правильно ли действуют Зейдлиц и другие? Ведь он, 
как солдат, всю свою жизнь действовал только тогда, когда в его распоряжении 
имелись жесткие данные, которые позволяли ему свободно взвешивать все «за» и 
«против». Он привык к такой методике работы — предварительно взвешивать эти 
«за» и «против», а затем набрасывать план последующих действий.
 Здесь же он, военнопленный, не может располагать всеми данными, поэтому должен 
избрать бездействие, чем действовать, опираясь на ряд предположений и 
непроверенные факты. Ведь предположения — это не факты.
 Да, фон Зейдлиц и другие генералы имеют, может быть, способность видеть в 
предположениях факты. Я же, как солдат, должен отклонять действия, базирующиеся 
на предположениях. Будучи здесь, мы не можем знать — имеет или нет Германия 
какие-либо другие выходы из настоящего положения, которые могут быть для нее 
вполне подходящими.
 Комендант ответил, что мои намеки на другие выходы из положения — то есть на 
какие-то комбинации с Англией и Америкой — не имеют ни зернышка реальной почвы, 
ибо эти страны не вошли в комбинации с Гитлером, когда его авторитет был еще не 
затронут и он со всей военной машиной обрушился на Советский Союз. Нельзя же 
ожидать, что такие реальные политики, как англичане и американцы, могут пойти 
на комбинации с Гитлером в настоящее время, когда его авторитет потерпел на 
военном поприще, как во внешней, так и во внутренней политике, очевидный крах.
 Это доказывает хотя бы тот факт, что Гитлер вынужден был назначить Гиммлера на 
новый пост, чтобы искусственно держаться еще у власти. В этой фазе 
политического развития Гитлер не может быть партнером для комбинаций с 
англичанами и американцам.
 На меня большое впечатление произвел приведенный пример с Гинденбургом, а 
именно то, что Гинденбург, видя положение, долго не рассуждал, а настаивал на 
том, чтобы Вильгельм II2 ушел в отставку и освободил путь для спасения Германии.
 И нельзя сказать, что Гинденбург был плохим солдатом и неверным генералом 
династии Гогенцоллернов. А ведь Гогенцоллерны — это не Гитлер.
 Затем я сказал: у меня создалось впечатление, что русские думают, что документ,
 который был подписан всеми генералами в лагере № 48, был составлен и подписан 
по моей инициативе. Но это — ошибка, я не проявлял инициативы в составлении 
этого документа. Ведь там имеются генералы, которые старше меня возрастом, 
такие, как Хейц, Штреккер, Ренольди — они всегда очень определенно высказыва ют 
свое собственное мнение.
 Я объяснил, что только присоединился к этому мнению. Это не говорит о том, что 
я не стою на их точке зрения, но, в любом случае, инициатива от меня не 
исходила.
 9 сентября 1943 года. Странно, но я кое-какие услуги уже оказал Советскому 
Союзу, будучи преподавателем в военной академии в Берлине. Я имел в своей 
аудитории ряд русских генералов, которые слушали мои лекции по тактике и 
военным операциям. Это были генералы Егоров, Дубовой или Дыбенко, Белов и 
Яковенко. Яковенко был военным атташе в Берлине, он приходил ко мне, обедали 
вместе. Я был несколько раз приглашен на приемы в советское посольство, знаю 
лично посла Сурица и его жену.
 События в Италии Германию не застали врасплох. Германия предвидела это 
положение уже давно, так что события на Восточном фронте надо понимать как 
стоящие в связи с новым положение в Италии. Вероятнее всего, что все имеющиеся 
в Германии оперативные резервы (60 дивизий) она не смогла бросить на Восток, 
что и стало причиной отступления за Днепр. Зато Германия сосредоточила свои 
силы на Балканах и в Италии.
 Следующую фазу войны можно будет назвать фазой развертывания и сосредоточения 
сил на Западном фронте, потом можно ожидать передышку — только весной 1944 года 
начнутся решающие бои на Западе.
 Совершенно понятно, что предпринимаемое Советами наступление такого огромного 
масштаба изматывает силы Красной армии, и это будет сказываться на Днепре.
 10 сентября 1943 года. Сегодня опять разговаривали с комендантом. Он спросил, 
как я отношусь к Гитлеру и к Советскому Союзу. Я ему ответил, что русскую 
разведку очень ценю, но удивляюсь, что она до сих пор не установила, какие у 
меня были высказывания и действия в прошлом в отношении СССР, а также как я 
отношусь к фюреру. В ответ он рассмеялся.
 12 сентября 1943 года. Вчера вечером и сегодня утром состоялось 
«организованное собрание» немецких солдат лагеря (около 40 человек) под 
лозунгами: «Долой войну! Долой Гитлера! Назад домой!» Это было предпринято в