С течением времени, принимая во внимание свое положение, он пришел к выводу, 
что после плена он может поселиться только лишь в советской зоне, в интересах 
своей безопасности и спокойствия. Ему было нелегко прийти к такому решению, так 
как сам он и его жена очень привязаны к Баден-Бадену.
 Кроме того, его занимает вопрос: когда смогут измениться политические 
соображения, мешающие его возвращению из плена и которые, как он с тяжелым 
сердцем признает, учитывают и его собственные интересы? При этом он как-то 
сказал: «Русские не станут и не могут действовать во вред себе ради меня. Может 
быть, они вообще не отпустят меня и будут держать здесь, хотя и в наилучших 
условиях».
 Вообще же он полностью признает, чем он обязан великодушию и благосклонности 
ответственных советских органов. Несмотря на это, каждое посещение из Москвы 
приводит его в волнение. Ему кажется, что его испытывают, и целыми днями 
раздумывает о том, что может означать это посещение и правильно ли он держал 
себя.
 После длительной внутренней неуверенности в результате его выступления в 
Нюрнберге, его политические взгляды стали постепенно определяться. В настоящее 
время он действительно стоит на стороне Советского Союза, его политики в 
германском вопросе, и тем самым признает политику СЕПГ. В этом отношении на 
него главным образом оказали воздействие следующие моменты:
 а) Понимание современной роли Советского Союза в международной политике и 
значение его политики для дела мира и для будущего Германии.
 б) Сознание его личной ответственности и долга по отношению к Советскому Союзу 
и благодарность за хорошее отношение к нему за все время его пребывания в плену.

 в) Сознание того, что под «покровительством русских» это будущее будет 
наиболее надежным, в противовес враждебному отношению к нему в западных зонах.
 Более конкретно: он признает новую восточную границу, однако здесь имеет 
значение то, что ему, уроженцу Западной Германии, Восточная Германия всегда 
была несколько чуждой. Его очень беспокоит вопрос устройства переселенцев и то, 
как это отразится на постоянном населении соответствующих мест.
 Он безоговорочно признает демократические реформы в советской зоне оккупации, 
стоит за референдум, видит, к чему ведет опасная политика западных держав в 
германском вопросе (план Маршалла, федерализация) и предательская политика 
немецких реакционеров и раскольников.
 Он признает обязанность Германии платить репарации. Но под влиянием своей 
личной подавленности он все же склонен к пессимизму. Иногда он сам признает, 
что не может заставить себя в достаточной мере интересоваться животрепещущим 
вопросом как международной, так и германской политики. Но тем более он думает 
над этими вопросами и даже рисует себе всякие трудности.
 За советской и немецкой печатью и радиопередачами (изо всех стран мира) он 
следит с особым вниманием. К сообщениям из Германии он чрезвычайно внимателен, 
изучает их очень подробно, делая выводы о положении своей семьи, часто упуская 
основные вопросы и не замечая причин. Речь идет об отдельных сообщениях о 
продовольственном положении, жилищной нужде, здравоохранении, моральном 
разложении и покушениях фашистов на лиц из прогрессивного лагеря (при этом он 
думает о самом себе, например, в связи с делом Борхерса и подобных элементов из 
числа бывших офицеров).
 Несмотря на принципиально прогрессивные взгляды, у него время от времени 
появляются сомнения и уныние. Он говорит в таких случаях, что нуждается в 
разъяснении, чтобы в беседе укрепиться в своих мнениях и приобрести уверенность.

 Двадцать второго июня 1948 года Паулюс обратился с заявлением на имя 
советского правительства с просьбой рассмотреть вопрос о возможности его 
использования в восточной зоне оккупации Германии.
 Подчеркивая в своем заявлении, что он является сторонником единой 
демократической Германии и разрешения германской проблемы на основе Потсдамских 
решений, Паулюс по вопросу о восточных границах Германии писал следующее: «Как 
бы ни была тяжела и чувствительна для каждого немца новая граница на Востоке, — 
этот вопрос ни в коем случае не должен стать предметом шовинистической травли. 
Напротив, необходимо дождаться того момента, когда в результате мирного 
демократического развития Германии и установления хороших отношений с соседними 
государствами назреет время для разумного и отвечающего немецким интересам 
урегулирования вопроса».
 Но возвратиться домой не удалось.
 В июля 1948 года «Берлинер Цайтунг» опубликовала статью о жизни Фридриха 
Паулюса на основе писем, переданных журналисту этой газеты его сыном, Эрнстом 
Паулюсом. В статье говорилось следующее:
 «Паулюс живет вместе с несколькими бывшими немецкими офицерами на строго 
охраняемой даче под Москвой. С ним обращаются как с военнопленным, но ему 
предоставляются все удобства, которыми пользуются и его товарищи. Он читает 
книги по истории и философии, интернациональную литературу, газеты „Правда“ и 
„Известия“ и все берлинские газеты. Советское управление лагерями предоставило 
в его распоряжение радиоприемник, дающий ему возможность слушать передачи из 
всех стран. Он изучает русский язык и совершенствуется во французском языке. 
Хотя в сентябре ему исполняется 59 лет, он много занимается спортом. Часть 
времени посвящает занятиям по рисованию и живописи, о чем свидетельствуют 
вкладываемые им в письма рисунки и наброски.
 Распространенные о нем слухи Паулюс характеризует как чистейший вымысел, плод 
больного воображения или злонамеренности. В другом письме мы читаем: «Следи за