|
на передовой линии его двух преданных родине сыновей.
Вывод:
Дальнейшее влияние на фельдмаршала со стороны представителей офицерского союза
или Национального комитета бесперспективно. Остался лишь один путь, а именно:
совершенно откровенный, основанный на полном доверии разговор с ним русских
авторитетных лиц и — «раскрыть при этом все карты». Я не берусь, конечно,
судить, будет ли он и в этом случае ссылаться на свое положение — положение
военнопленного, и в силу долга, присяги останется на прежних позициях.
Особое примечание:
Подписанный им и другими генералами документ он не считает активным
противодействием (деятельностью) военнопленных. Это заявление следует, скорее,
рассматривать как ответ на предложение русских. Он не видит в этом документе
каких-либо новых обязательств, принятых генералами по отношению к нему или к
немецкой армии.
II. Деятельность «Союза немецких офицеров».
До учреждения Союза было обещано с русской стороны, что руководящим лицам
Союза будет предоставлена полная свобода действий и все средства к тому, чтобы
ориентироваться в обстановке. Далее было обещано, что Союз будет действовать
самостоятельно для достижения своих целей. Было признано лишь известное
ограничение, поскольку это потребуется внешнеполитической обстановкой и
взаимоотношениями России с ее союзниками. При своем учреждении Союз подчинился
политическому руководству Национального комитета, и путем вступления генералов
и офицеров в Национальный комитет члены Союза приступили к совместной работе.
Но ни одному из членов Комитета офицерского союза и ни одному из его
представителей в Национальном комитете не известно, с какими официальными
инстанциями сотрудничают руководители Национального комитета. Отсюда создается
положение, что генералы и офицеры, участвующие в работе Национального комитета
(составление воззваний, листовок и т.д.) не в состоянии со всей
ответственностью изучать те предпосылки, которые лежат в основе этой работы.
Таким образом, создается впечатление, что офицерский союз самостоятельно не
действует, а только используется.
Необходимо, чтобы президент офицерского союза и представители союза в
Национальном комитете были признаны русскими инстанциями равноправными
партнерами. Нам представляется недопустимым, что в Национальном комитете,
который, по своим заявлениям, объединяет немцев всех политических направлений,
односторонне действует в настоящих условиях только коммунистическая партия.
Если же это так, то предпосылка для основания «Союза офицеров» и для его
совместной работы с Национальным комитетом оказывается основанной на
заблуждении.
Генералы и офицеры, не имеющие полной уверенности, что это не является
злоупотреблением их честными намерениями, работать не смогут. В противном
случае вывод из этого будет личным делом каждого».
Испытывая достаточно сильное давление как со стороны администрации лагеря, так
и непосредственно от своих товарищей, вставших под знамена борьбы против режима
Гитлера, в начале октября того же года Паулюс написал письмо, в котором, в
частности, говорилось: «Заявление, сделанное немецкими генералами в лагере
военнопленных № 48 от 1 сентября 1943 г., дает мне повод констатировать
следующее: подпись каждого отдельного генерала базируется на собственном мнении
и дана добровольно.
В этой подписи не кроется какого-либо обязательства особого порядка по
отношению к моей личности. В случае же, если кто-либо из участников видел бы в
своей подписи какое-либо обязательство по отношению ко мне лично, то настоящим
его освобождаю от этого мнимого обязательства. Генерал-фельдмаршал Паулюс. 6
октября 1943 года».
Не выдержав напряжения, стремясь донести правду о своем местонахождении и
сообщить о своей верности Гитлеру, «движение сопротивления» решается на
беспрецедентный, безрассудный по своей сути шаг — в октябре 1943 года они
начинают готовить побег одного из «верных» офицеров в Германию. Одним из лиц,
которому доверена эта тщательно оберегаемая тайна, являлся фельдмаршал Паулюс.
Трудно представить себе побег из особорежимного объекта НКВД, но зато легко
себе представить степень заблуждений Паулюса, Шмидта и Ко.
Увы, но ни один человек из группы заслуженных генералов вермахта не ялялся
близким другом Гитлера, и случай с дуче Муссолини вряд ли повторился бы в
Суздале — этому не помогли бы даже отъявленные головорезы под командованием
Отто Скорцени. Побег закончился ничем — его просто не было. Одновременно были
приняты соответствующие меры, в том числе объявлен приказ начальника лагеря о
проведении поверок среди военнопленных дважды в сутки, а также о ряде других
мероприятий, включая личные обыски.
Необходимо сказать, что ужесточение мер содержания военнопленных подействовало
на многих из них отрезвляюще. Трещина в нацистском монолите, положенная
усилиями четырех генералов, старших и младших офицеров, постоянно расширялась.
Нередко члены «Союза немецких офицеров» пытались «образумить» фельдмаршала;
одно из таких посланий приведу.
«Лагерь военнопленных 84/1
10 февраля 1944 г.
Многоуважаемый господин генерал-фельдмаршал!
9 июля 1943 г. я Вам, господин генерал-фельдмаршал написал письмо, в котором я
Вас просил примкнуть к нашему антифашистскому движению, выступить перед
московским микрофоном и рассказать нашему народу правду о Сталинграде. За этот
|
|