абсолютная уверенность в необходимости этого шага и всего лишь один удар малого 
самурайского меча.
 Двадцатый век — это уже не мрачное средневековье, да и устои совершенно другие,
 нежели буддизм, религии были другие: все течения христианства крайне 
недоброжелательно относились к сведению счетов с жизнью.
 Значительно удалившись от средневековья, когда человеческая жизнь не стоила и 
гроша, совершив гигантский скачок в образовательном, техническом, культурном, 
материальном и других областях своей жизни и деятельности, хомо сапиенс не 
прекратил убивать себе подобных. Жизнь людей в очередной раз сильно подешевела 
— на этот раз ее демпинговая цена, вероятно, дошла до сотых долей 
средневекового гроша. Да и считать-то загубленные души ни у кого особого 
желания нет, иначе эта работа была бы уже давно завершена.
 Итак, фельдмаршал Паулюс предпочел сдаться в плен, отклонив, по указанию 
Гитлера, все предложения советского командования по организации «почетного 
плена». Впрочем, тот плен, который был у фельдмаршала, в любом случае был 
почетным — это только его соотечественники застроили часть захваченных 
территорий конвейерами смерти. Отдельными или смешанными — для офицеров, евреев,
 солдат, мирных граждан, политических оппонентов и других категорий 
людей-недочеловеков (Untermenschen).
 Многие современные историки сходятся во мнении, что между Советским Союзом и 
Германией периода Адольфа Гитлера было много общего. Сюда они относят репрессии 
против собственных народов, агрессивную внешнюю политику, направленную на 
захват новых территорий, милитаризм и стремление к мировому господству, любовь 
к своим вождям. Может быть, какие-то определенные параллели и можно провести, 
найти аналогии, отразить общие тенденции — оно и понятно: обе страны вынуждены 
были обмениваться всякого рода опытом с 1922 года, со времен заключения 
Рапалльских соглашений.
 Но если вожди Советской России и СССР, заявляя о будущей мировой революции, 
пытались осуществить ее в основном на основе собственного примера, то 
национал-социализм Германии пошел другим путем: не желая никого агитировать, он 
принялся покорять страны и народы с помощью грубой, вероломной, вооруженной 
силы, готовой раздавить любого, на кого укажет фюрер. И в этом уже значительная 
разница.
 Потом, никто не задает себе вопрос о возможных последствиях максимального 
сближения позиций обеих стран в 1940 году, когда велись переговоры о 
присоединении Советского Союза к стратегическому союзу стран оси 
«Рим—Берлин—Токио». Что бы тогда делали страны «старой демократии», да и весь 
остальной мир? Но на этот политический шаг советское руководство не пошло, и в 
первую очередь — из-за неприятия целей и задач такого объединения.
 Кроме того, «территориальные претензии» Советского Союза в этот период 
ограничивались пределами границ Российской империи, и не более того.
 Огромная разница была и в отношении к военнопленным. Не подписав Женевской 
конвенции по обращению с военнопленны ми, Советский Союз тем не менее принял 
ряд внутригосударственных законодательных актов, четко регламентирующих 
отношение к военнопленным других государств— оно было значительно гуманнее, чем 
отношение к собственным военнопленным, различными путями возвращавшимся из 
вражеского плена.
 Необходимо добавить, что в некоторых случаях обязательная жесткая фильтрация 
(или государственная проверка) была оправданна — слишком уж часто под видом 
бывших военнопленных скрывались бывшие изменники родины, ставшие под знамена 
РОА, вспомогательных армейских частей и дивизий СС, других коллаборационистских 
подразделений для вооруженной борьбы с Советами. Хотя и принято считать, что 
последних было не более 140 000, к этой цифре следует подходить весьма 
осторожно — ведь были еще усердные полицейские и старосты, «специалисты» 
немецких оккупационных структур, агенты абвера, гестапо и других спецслужб 
Германии, торговавшие своей родиной и жизнями соплеменников в годы войны.
 С незапамятных времен военнопленные представляли определенный интерес для 
противоборствующей стороны. Именно они могли дать подробные данные о состоянии, 
вооружении, количестве своих войск. Иногда данных даже одного пленного было 
вполне достаточно для будущей победы. Правда, не совсем понятно, почему у 
Паулюса вызвала недоумение информация о том, что офицеры НКВД осуществляют 
опросы немецких солдат и офицеров, получая нужную информацию. Ведь еще Сунь-Цзы 
писал: «То, что называют „предвидением“, не может быть получено ни от духов, ни 
от богов, ни путем проведения аналогий с событиями прошлого, ни посредством 
расчетов. Оно должно быть добыто от людей, знакомых с положением противника». 
Комментарии излишни.
 Как бы там ни было, но фельдмаршал Фридрих Паулюс добровольно пошел в плен, 
так же как и все остальные члены его штаба, включая генерал-лейтенанта Вальтер 
Шмидта, выдвиженца покойного к тому времени, некогда всесильного шефа РСХА 
Гейдриха, мучительно боявшегося жестокой большевистской расправы.
 О первых днях, проведенных фельдмаршалом в советском плену, вряд ли мог более 
полно рассказать кто-либо, кроме младшего лейтенанта Евгения Тарабрина, 
знаменитый дневник которого был не так давно опубликован. Именно с этого 
человека начался долгий, кропотливейший процесс «перевоспитания» Паулюса. 
Задача была одна — получить информацию о настроениях фельдмаршала и двух 
офицеров, ближайших его сподвижников, — начальника штаба и адъютанта (офицера 
IIа).
 Трехнедельное пребывание на сталинградской земле пленных немецких, итальянских 
и румынских солдат, офицеров и генералов ушло на подготовку в разных частях 
страны лагерей для военнопленных. Раненым оказывалась помощь; нередко в одном и