характере войны. Если бы мы выжидали до 1942 г., чтобы прорвать линию Мажино, 
западные державы, по всей видимости, ликвидировали бы отставание в области 
вооружения. Помимо этого, успешный прорыв линии Мажино никогда не мог бы быть 
развит в операцию, решающую успех войны. Против, по меньшей мере, 100 дивизий, 
которыми располагал противник еще в 1939 г., таким путем нельзя было добиться 
решающего успеха. Даже если бы противник выделил для обороны линии Мажино 
крупные силы, он всегда мог бы оставить в качестве оперативного резерва 40-60 
дивизий, 
которых было бы достаточно для того, чтобы вскоре остановить войска, 
прорвавшиеся 
через линию укреплений даже на широком фронте. Боевые действия, безусловно, 
приняли 
бы застывшие формы позиционной войны с ничейным исходом. Такую цель не могло 
ставить перед собой немецкое командование. 
Естественно, нельзя предположить, что генерал-полковник фон Браухич и его 
начальник 
Генерального Штаба собирались на продолжительный срок ограничиться 
оборонительными действиями. По-видимому, они все же надеялись на [86] 
возможность 
заключения соглашения с западными державами или на то, что последние сами 
начнут 
наступление. Решение по первой линии лежало, однако, за сферой их компетенции. 
Надежда на наступление западных держав была нереальной, как это будет позже 
доказано. В действительности обстановка складывалась так, что весна 1940 г. 
была, с 
военной точки зрения, пожалуй, самым ранним, но одновременно и самым поздним 
сроком, сохранявшим для германской стороны возможность успешного осуществления 
наступления на западе. 
Гитлер, по словам Грейнера, правда, не получил на просмотр вышеуказанной работы 

генерала фон Штюльпнагеля, однако он, безусловно, должен был знать, что ОКХ 
намерено продолжать придерживаться на западе оборонительного характера военных 
действий. Таким образом, вместо своевременного обмена мнениями по вопросу о 
дальнейшем ведении войны, который должен был состояться не позже середины 
сентября, Гитлер поставил командующего сухопутными силами своим решением от 27 
сентября и последовавшей за ним директивой ОКБ от 9 октября перед "fait 
accompli"{28}. 
Без предварительной консультации с командующим сухопутными силами он дал при 
этом 
не только приказ о переходе к наступательным действиям на западе, но и решил 
одновременно вопрос о том, когда и каким образом будет осуществляться 
наступление, то 
есть принял решение по вопросам, которые он никоим образом не должен был 
разрешать 
без участия командующего сухопутными силами. 
Гитлер требовал начать наступление как можно раньше и, во всяком случае, еще 
осенью 
1939 г. Вначале он, по словам генерала фон Лоссберга, указал срок 15 октября. 
Этот срок, 
даже если бы он был достаточным для переброски войск по существующим 
коммуникациям, должен был исходить из той предпосылки, что танковые соединения 
и 
авиация должны были быть переброшены из Польши не позже окончания сражения на 
Бзуре, что само по себе было возможным. Далее, Гитлер заранее установил, как 
должна 
была осуществляться наступательная операция: в обход линии Мажино, через 
Бельгию и 
Голландию. 
Командующему сухопутными силами оставалось только технически осуществить эту 
операцию, по поводу которой его мнение не было выслушано и в отношении 
решительного успеха которой он, во всяком случае, осенью 1939 г. придерживался 
отрицательного мнения. [87] 
Если задать вопрос, как могло получиться, что командующий сухопутными силами, 
примиряясь с планами Гитлера, допустил подобное "capitis diminutio", то 
правильный 
ответ можно, по-моему, найти в книге Грейнера "Главное командование 
вооруженными 
силами". Он считает, что генерал-полковник фон Браухич придерживался того 
мнения, 
что прямым возражением он ничего не добьется. Эту же точку зрения высказывает 
на 
основании личного знакомства с Гитлером и его тогдашней позицией генерал фон 
Лоссберг. Генерал-полковник, очевидно, надеялся, что при проявлении доброй воли 
в то 
время ему в дальнейшем удастся отговорить Гитлера от его плана. Он, по-видимому,
 
считал также, что состояние погоды практически сделает невозможным проведение 
наступления поздней осенью или зимой. Если бы ввиду этого удалось отложить 
решение 
до весны, возможно, нашлись бы пути для окончания войны путем политических