командующим. Даже если (что для Германии до того времени было совершенно 
немыслимым) в связи с деятельностью Гитлера признать, что для начальника 
Генерального Штаба существовала возможность в мирное время готовить свержение 
главы государства и верховного главнокомандующего, то во время войны двойная 
роль 
заговорщика и начальника Генерального Штаба была бы неразрешимой дилеммой. Долг 

Гальдера как начальника Генерального Штаба состоял в том, чтобы всеми силами 
обеспечивать победу армии, за руководство которой, а, следовательно, и за успех 
планов 
своего командующего он, наряду с другими, нес ответственность. В своей второй 
роли, 
однако, он не мог желать этой победы. Не может подлежать ни малейшему сомнению, 
что 
генерал-полковник Гальдер разрешил эту дилемму, приняв решение в пользу своего 
военного долга, и приложил все свои силы для того, чтобы верно послужить 
немецкой 
армии в этой тяжелой борьбе. С другой стороны, его вторая роль требовала, чтобы 
он при 
любых обстоятельствах оставался на своем посту, с целью, как он надеялся, 
сохранить 
возможность в один прекрасный день свергнуть Гитлера. Для этого, однако, он 
вынужден 
был подчиняться его решениям в области ведения войны и в тех случаях, когда он 
с ними 
не был согласен. Он оставался на этом [83] посту в первую очередь потому, что 
полагал, 
будто его тактика выжидания на посту начальника Генерального Штаба избавит 
армию от 
последствий военных ошибок Гитлера. Но за это он был вынужден платить ценой 
выполнения приказов Гитлера, с которыми он по своим военным убеждениям не мог 
согласиться. Это противоречие должно было подорвать его внутренние силы и, 
наконец, 
привести его к крушению. Ясно только, что генерал-полковник Гальдер так долго 
оставался на посту начальника Генерального Штаба в интересах дела, а не в своих 
личных 
интересах. 
Я попытался охарактеризовать тех двух генералов, при которых осенью 1939 г. 
произошли 
события, которые вряд ли можно назвать иначе, чем "лишение ОКХ власти". Из 
сказанного понятно, что оба эти солдата, сами по себе обладавшие высокими 
качествами, 
не могли успешно вести борьбу с таким человеком, как Гитлер. Во всяком случае, 
то, что 
снижение роли ОКХ до роли чисто исполнительной инстанции произошло как раз 
после 
его блестящих побед в Польше, явилось причиной и определенной постановки 
Гитлером и 
ОКХ вопроса о дальнейшем ведении войны. 
До начала войны и в ее первый период было естественным, что немецкая сторона 
придерживалась на западе оборонительных действий. Кто мог ожидать, что западные 

державы так позорно оставят Польшу, которой они дали гарантии, на произвол 
судьбы! Их 
наступление небольшими силами, приведшее к вклинению в полосу обеспечения 
"Западного вала", в Саарской области, за которым последовал отход на территорию 

Франции, не могло даже привести к предположению о том, что они готовят в 
будущем 
наступление крупными силами. 
Если бы можно было с полным основанием ожидать подобного наступления, 
оставалось 
бы только выжидать, удастся ли остановить это наступление у "Западного вала" 
или, если 
бы оно велось, например, через Люксембург и Бельгию в направлении на Рурскую 
область, нанести после высвобождения сил из Польши контрудар; в настоящее же 
время 
пассивность западных держав создавала совершенно иную обстановку. Даже если 
учесть 
методы ведения войны французским командованием и неповоротливость британцев, 
нельзя было ожидать, что они перейдут в наступление после поражения Польши и 
возникновения возможности использования всей германской армии для ведения войны 
на 
западе. Судьба Польши стала, однако, ясной самое позднее 18 сентября, когда 
решился 
исход сражения на Бзуре и после того как Советы накануне перешли восточную 
границу 
Польши. [84] 
Именно тогда и не позже должен был начаться обмен мнениями между Гитлером и 
командующим сухопутными силами по вопросу о ведении военных действий на западе.