обоснованием: мне якобы "не нужен такой умный начальник штаба". Когда затем 
весной 
1943 г. мне предложили Трескова на должность начальника штаба группы армий, я 
не мог 
предпочесть его моему испытанному во многих совместных боях начальнику 
оперативного отдела генералу Буссе, к тому же бывшему в одних со мной годах, и 
попросил этого генерала на должность начальника штаба. Я упомянул об этом 
только 
ввиду того, что один господин, близко знакомый с Тресковым, распространял 
версию, что 
я тогда отклонил кандидатуру Трескова якобы потому, что он не был надежным 
национал-социалистом. Каждый, кто меня знает, поймет, что я выбирал себе коллег,
 
конечно, не по этому признаку. 
Наряду с исключительными способностями по службе [68] Тресков был остроумным 
собеседником, и его всегда охотно принимали в узком кругу у командующего, когда 
мы 
коротали долгие вечера. Правда, когда он однажды захотел доставить командующему 
и 
нам всем особое удовольствие и распорядился поставить на стол во время завтрака 

большую миску съедобных ракушек, Рундштедт в ответ на его экстравагантность 
только 
покачал головой. 
Если тем месяцам в Кобленце суждено было стать "зимой нашего недовольства", то 
это 
объясняется странным и неясным положением, в котором мы очутились в результате 
"войны теней" зимой 1939/40 г., "drole de guerre"{25}, как называли это 
положение 
французы. Было бы легче, если бы мы знали задачу операции, которую нам 
предстояло 
осуществить весной, с тем, чтобы планомерно подготавливать к ней находящиеся в 
нашем 
подчинении войска. Но, как известно, Гитлер собирался вести наступление поздней 

осенью 1939 г., а когда выяснилось, что это невозможно, - в течение зимы. 
Каждый раз, 
когда его "предсказатели погоды", метеорологи ВВС, обещали хорошую погоду, он 
отдавал приказ о выдвижении в районы сосредоточения для наступления. И каждый 
раз 
этим предсказателям приходилось спускаться со своей лестницы, так как либо 
проливные 
дожди делали местность непроходимой, либо сильный мороз и снегопад ставили под 
вопрос возможность успешных действий танков и авиации. И так постоянно то 
подавался 
сигнал к наступлению, то трубили отбой, - положение довольно безрадостное как 
для 
войск, так и для командиров. При этом довольно ярко проявилось недоверие 
Гитлера к 
донесениям войск, которые не соответствовали его желаниям. Когда штаб группы 
армий 
послал очередное донесение о том, что длительные дожди в настоящее время делают 

начало наступления невозможным, Гитлер послал к нам своего адъютанта Шмундта с 
заданием на месте убедиться в состоянии местности. Тут Тресков оказался как раз 
на 
месте. Он безжалостно таскал целый день своего бывшего товарища по полку, 
Шмундта, 
по почти непроходимым дорогам, по размякшим распаханным полям, мокрым лугам и 
скользким склонам гор, пока тот, совершенно обессилевший, вечером снова не 
появился в 
нашем штабе. С тех пор Гитлер отказался от подобного неуместного контроля наших 

донесений о погоде. 
Естественно, больше всего страдал от этих постоянно меняющихся решений и 
связанной с 
этим непродуктивной работы [69] нашего штаба наш командующий, генерал-полковник 

фон Рундштедт, вообще не отличавшийся особой терпеливостью. Правда, вскоре на 
наш 
штаб стал обрушиваться поток бумаг, обычно захлестывающий в спокойной 
обстановке 
войска и штабы. Но так как очень хорошим законом в германской армии было 
избавлять 
старших командиров от всяких мелочей, этот поток бумаг почти совсем миновал 
генерал-
полковника. Поэтому он каждое утро совершал продолжительную прогулку по 
набережной Рейна, во время которой я его часто сопровождал. Ведь и мне нужно 
было 
немного движения. Даже во время морозной зимы, когда воды Рейна были прочно