чести 
войск, но и их моральному духу. Я был, поэтому вынужден доложить моему 
начальнику, 
что в моих войсках этот приказ не будет выполняться. Я действовал при этом с 
согласия 
командиров частей и в своем корпусе так и поступал. Впрочем, естественно, мои 
начальники были полностью согласны с моим мнением. Попытки отменить этот приказ 

привели к успеху только много позднее, когда стало ясно, что единственным 
результатом 
приказа о комиссарах было то, что комиссары самыми жестокими способами 
заставляли 
войска сражаться до последнего{36}. 
В период наших очень непродолжительных приготовлений штаб корпуса находился в 
Инстербурге (Черняховск). Сам я с моим адъютантом обер-лейтенантом Шпехтом 
расположился за городом, в построенной на опушке леса вилле главного врача 
инстербургской больницы доктора Видвальда. Супругами Видвальд мы были приняты с 

тем гостеприимством и сердечием, которые вошли в Восточной Пруссии в пословицу. 

Стояли прекрасные дни, которые нам посчастливилось провести в этом чудесном 
доме с 
нашими любезными хозяевами. 
Мне приятно вспомнить и старого лесника, в доме которого мы, спасаясь от дождя, 

подкреплялись после ночных [184] учений одной из наших дивизий чашкой горячего 
кофе 
и настоящим прусским завтраком, в то время как наш хозяин рассказывал то о 
своих 
оленях и лосях, то о своей службе в армии. 
Последние дни перед началом наступления мы провели в расположенном близко от 
границы поместье Ленкен, славившемся в Восточной Пруссии своим конным заводом. 
Его хозяин, фон Шпербер, был ротмистром запаса и в то время находился на фронте.
 
Поместье Ленкен было расположено в чудесном лесу, и когда мы туда прибыли, то 
увидели выгон, на котором паслись чистокровные лошади. Это был уголок, полный 
красоты и гармонии. Его вид показался нам хорошим предзнаменованием. Как 
прекрасен 
был этот далекий уголок нашей родины, наше последнее пристанище на немецкой 
земле! 
Когда мы проезжали мимо типичного для Восточной Пруссии низкого и простого 
господского дома, мы увидели прелестную молодую девушку, которая усердно 
убирала 
веранду. Пестрый платок обрамлял красивое, свежее лицо. "О!.. - воскликнул один 
из 
моих спутников, - если все здесь так мило!" Он спросил молодую девушку о 
хозяйке 
дома. Его лицо приняло не очень умное выражение, когда ему с улыбкой приветливо 

ответили: "Я. Добро пожаловать!" Общий веселый смех. Молодая хозяйка имения 
недавно родила сына, и я стал его крестным отцом. Так установилась связь, 
которая 
пережила годы войны и тяжелые послевоенные годы. Молодая фон Шпербер, когда ее 
муж был на войне, управляла поместьем и заводом; ей пришлось потом бежать от 
русских. 
С мужем и семью детьми это "молодое существо", в котором мы тогда так ошиблись, 

живет сейчас в Эльтвилле на Рейне. Когда в 1953 г. я возвратился, наконец, из 
английского плена, она прислала мне бутылку лучшего вина, какое можно было 
только 
найти в этом известном районе, славящемся своими виноградниками. Кто знает 
рейнские 
вина, тот понимает, что это был за драгоценный напиток. 
21 июня в 13.00 в штаб корпуса прибыл приказ о том, что наступление начинается 
на 
следующее утро в 03.00м. Кости были брошены! 
Небольшой район, который был отведен корпусу в лесу севернее Мемеля (Клайпеда), 

позволил мне вначале использовать для наступления на пограничные позиции 
противника, по данным разведки, занятые его гарнизонами, только 8 тд и 290 пд; 
3 
мотопехотная дивизия находилась в резерве южнее Мемеля (Клайпеда). 
Сначала наши войска непосредственно на границе натолкнулись на слабое 
сопротивление, по-видимому, вражеского [185] боевого охранения. Но они 
остановились 
вскоре перед укрепленным районом, который был преодолен только после того, как 
в 
полдень 8 тд прорвала вражеские позиции севернее Мемеля (Клайпеда). 
Уже в этот первый день нам пришлось познакомиться с теми методами, которыми 
велась