|
Следующее, что я услышал, был ее голос, доносившийся до
меня как бы с большого расстояния:"Вальтер, Вальтер! Воздушный
налет! Надо одеться и отнести мальчика в подвал". Это только
первое предупреждение, - ответил я. - Если это действительно
налет, у нас полно времени, чтобы спуститься.
Я жил как раз (just off)рядом с Курфюрстендом. Поблизости
была расположена зенитная батарея, и когда она вела огонь, вся
квартира (а мы жили на пятом этаже)содрогалась. Грохот орудий
становился все сильнее, от бомб дрожала земля. Я подошел к ок-
ну, все еще не зная, как быть, и вдруг увидел огромный бомбар-
дировщик, пойманный перекрещивающимися лучами прожекторов. По-
пав под огонь зениток, он попытался ускользнуть, но это не
удалось. "Лучше спуститься,"-сказал я. Отвернувшись от окна, я
услышал вой падающей бомбы. Я крикнул жене, чтобы она легла,
но она бросилась в детскую и оказалась в дверях, когда раз-
дался страшный грохот. Она рухнула на пол, а меня подбросило в
воздух и ударило о противоположную стену. Я услышал звон стек-
ла, грохот падающих кирпичей - и затем - полную тишину. Через
мгновенье в ночи зазвучали мольбы о помощи. РАздались крики
команд и топот многих ног. Я услышал охрипший голос жены:"Ты в
порядке?". Я не знал: все еще был оглушенным. Она очнулась
быстрее, чем я и через осколки стекла и груды вещей, бросилась
в детскую. Я бросился за ней, со стыдом заметив, как быстро
женщины реагируют в таких обстоятельствах. Она распахнула по-
косившуюся дверь, и ...., под одеялом запорошенный пылью малыш
улыбнулся матери счастливой улыбкой, целый и невредимый. Все в
комнате - и окно, и мебель было переломано и разбито, в стене
над кроватью застрял зазубренный осколок бомбы. Мы с женой
опустились перед кроваткой на колени, и на мгновение наши гла-
за встретились.
Мы были так взволнованы, что не слышали криков снизу:"Пя-
тый этаж, вы с ума сошли? Выключите свет, не слышите они все
еще в воздухе?" Мы быстро выключили свет и спустились в под-
вал. Позднее я вышел посмотреть, что же случилось. Это было
невероятное зрелище. В радиусе двухсот ярдов упала серия из
пяти бомб. Одна из них врезалась в основание дома и снесла всю
его левую часть. К счастью, убежище располагалось не там, ина-
че мы бы погибли.
После отбоя мы с женой начали разбирать завалы. Я приго-
товил кофе, и мы просидели вместе до того момента, когда мне
надо было идти. - На верховой прогулке я встретился с Кана-
рисом. Когда я рассказал ему о ночных происшествиях, он раз-
волновался (что было для него очень необычно) и сурово разбра-
нил меня за нежелание сразу же спуститься в подвал. Этим утром
прогулка верхом была не очень удачной.
Лишь во время завтрака мы заговорили о делах. Мы подробно
обсудили японский военный потенциал и Канарис попросил пере-
дать ему мои документы по этому вопросу, чтобы самому их проа-
нализировать. Он также поинтересовался, не передавал ли Гейд-
рих фюреру материалы, которые могут усилить его про-японские
настроения.
"Нет, насколько я знаю, нет, - отвечал я. - Я знаю, что
Гейдрих очень интересуется Японией и довольно хорошо знаком с
ее историей. Действительно, накануне русской кампании он при-
казал нескольким эсэсовцам изучить японский язык. Он хотел
послать 40 из них служить в японской армии, а самим принять на
службу 40 японцев. Позднее он намеревался послать 20 лучших из
нас для выполнения разведывательной миссии на Дальнем Востоке.
Он хотел, чтобы я изучал японскую историю и религию, госу-
дарственные структуры, влияние католической церкви на японские
университеты.
Канарис посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. "И
вы уже все это сделали?" - спросил он. Я ответил, что нет.
"Весь интерес к японскому образу жизни пропадает, когда дело
доходит до так называемого расового принципа," - добавил я с
иронией.
"Что вы имеете в виду?" - поинтересовался Канарис.
"А вот что. В штате японского посольства работал сотруд-
ник, пожелавший жениться на немецкой девушке. Гимлер был про-
тив, Гитлер, разумеется, тоже, а Риббентроп - за. Они ходили
вокруг да около несколько месяцев. Расовые эксперты исписали
горы бумаги, и в конце концов, нашли в расовых законах лазей-
ку, которая дала им возможность пожениться".
Внезапно Канарис спросил с невинным видом:"О чем вы бесе-
довали с вашим японским другом в Стокгольме?" У меня это выз-
вало чувство досады, и я ответил, что с японцем ни о чем не
разговаривал. Даже, если бы такой разговор был, я бы стал это
отрицать - и он хорошо это знал. Он должен был понимать, что я
не хочу об этом говорить, но начал делать вид, будто обижен
моим отказом. "У вас есть превосходный агент, работающий на
|
|