язык и довольно бодро ее зачитал. Насер обычно говорил очень просто, без 
изысков, с повторами сказанного, и я не особенно беспокоился за перевод, но как 
раз здесь, как оказалось, была заложена мина большой мощности. Насер начал 
читать какой-то сложный казуистический текст, подготовленный МИД Египта так, 
чтобы речь не выглядела ни просоветской, ни антизападной, и некоторых фраз я 
просто не понимал. Перевод получился, мягко говоря, не очень точный. В нем 
больше всего было восклицаний за здравие. Кстати сказать, в упомянутой книге 
эта речь Насера подверглась заметному редактированию. Она сильно сокращена и 
упрощена, но в ней, как это и было на самом деле, не упоминаются ни друзья 
Египта, ни его противники.
    В начале книги есть несколько фотографий, на которых изображены Насер, 
Хрущев, Ворошилов и я. В тот самый момент, когда я рассматривал эти фотографии 
в своем кабинете, вошла девушка-стенографистка и заинтересовалась книгой с 
пожелтевшими страницами. Я спросил ее, знает ли она, кто изображен на этих 
фотографиях. Внимательно посмотрев на снимки, она сказала: «Этих четырех 
деятелей я не знаю. Это, наверное, было очень давно!» Да... действительно, «это 
было недавно, это было давно».
    Суета встречи, толпы людей, представление министров— все это несколько 
отвлекло меня от конфуза с переводом, и мы двинулись в открытой машине по 
только что отстроенному Ленинскому проспекту. Слева стоял Ворошилов и 
приветствовал поднятой рукой москвичей, справа в такой же позе Хрущев, 
посредине монументальный Насер, чуть ли не на целую голову выше наших вождей, а 
сзади стоял я, чувствуя
71
себя крайне неловко потому, что мне не за что было держаться. В конце концов я 
вцепился в Насера, делая вид, будто сам его поддерживаю. Хрущев и Ворошилов по 
очереди рассказывали Насеру в одних и тех же выражениях о новом Ленинском 
проспекте, а масса вышедших приветствовать Насера людей напирала со всех сторон,
 и мотоциклистам торжественного кортежа, двигавшимся впереди главной машины, 
приходилось очень туго. Так триумфально мы въехали в ворота Кремля. Было это 29 
апреля 1958 года.
    Первый тяжелый день пребывания делегации Насера закончился ужином, который 
давал Ворошилов. На следующий день — переговоры делегаций и обед, который был 
дан от имени Хрущева. Обед этот запомнился неестественно длинной застольной 
речью Хрущева (даже в сильно сокращенном виде она в упомянутой книге заняла 
более девяти страниц). В это речи было все: и борьба за мир, и Бандунгская 
конференция, и борьба против испытаний атомного оружия, и новая западная 
водородная бомба, и тройственная агрессия, и кристально чистая внешняя политика 
СССР, и мирное сосуществование, и советско-арабские дружественные отношения, и 
помощь слаборазвитым странам, и многое другое... В конце концов и сам Никита 
Сергеевич понял, что хватил лишку, а может быть, и есть уже захотел, но, так 
или иначе, он сказал: «Моя речь, кажется, была несколько длинноватой, но я 
стремился кое-что объяснить для . лучшего взаимопонимания».
    Во время этой речи произошел небольшой казус: сидевший слева от Насера 
Ворошилов наклонился ко мне и спросил:
    — Никита читает по бумажке или у него экспромт? Отвечаю:
    — Он сначала читал, а теперь уже говорит без бумажки.
    Тут нужно сделать пояснение. Когда Хрущев говорил о политике США, он 
обязательно выходил на тему о коварстве госсекретаря Джона Фостера Даллеса, 
которого он считал виновником всех бед на свете, и начинал метать в него 
ядовитые стрелы. Когда Ворошилов услышал, что Хрущев говорит без бумажки и уже 
дошел до Даллеса, он сказал озабоченно:
    — Это плохо... Когда я начну засыпать, ты толкай меня, не давай заснуть.
72
    Вот такое поручение дал мне любимый герой моего детства и ранней юности — 
боевой нарком и красный маршал Ворошилов, а сам сразу же заснул. Я спросил у 
представителя охраны, стоявшего неподалеку: «Что же делать?», и тот с видимым 
беспокойством ответил: «Скорее толкай его, пока он не захрапел!»
    Были и другие моменты, в том числе связанные с употреблением спиртных 
напитков. Тот же Ворошилов, пробудясь от короткого сна, начал активно 
предлагать тосты, пытался чокаться с членами делегации, арабы же сидели как в 
воду опущенные и искоса поглядывали на Насера, не зная, как реагировать. Дело 
кончилось тем, что Хрущев после нескольких безуспешных попыток призвать 
Ворошилова к спокойствию выхватил рюмку с водкой из его руки и выпил ее сам за 
здоровье дорогих гостей. Ворошилов обиженно заворчал в ответ. В результате этих 
застолий мои представления о порядках в кремлевских хоромах значительно 
расширились.
    В дальнейшем тема Даллеса возникла еще раз. В тот же вечер, 30 апреля, 
Насер в сопровождении Хрущева и Ворошилова смотрел в Большом театре «Лебединое 
озеро». Это был первый балет в жизни Насера и большинства его спутников. По 
ходу действия Никита Сергеевич давал свою политическую трактовку происходящим 
на сцене событиям. Когда на сцене появился злой гений Ротбард в черном костюме 
с перьями, Хрущев оживился и сказал Насеру:
    — Это — Даллес! Ну ничего, товарищ Насер, ничего! В конце действия мы таки 
обломаем ему крылья!
    1 мая гости присутствовали на параде и демонстрации, а 2 мая я отключился 
от работы с делегацией, так как утром этого дня состоялась встреча председателя 
КГБ И.А.Серова с директором Службы общей разведки ОАР Салахом Мухаммедом Насром,
 во время которой я был представлен в качестве офицера связи для поддержания в 
Каире контакта между спецслужбами СССР и Объединенной Арабской Республики.