ко 
мне как в данном, так и во многих других случаях. Я очень хорошо помню один 
эпизод, 
который произошел в мае 1943 года, после окончания боевых действий в Тунисе. 
Двое 
руководителей моего штаба настаивали на том, чтобы я опроверг несправедливые и 
недопустимые измышления по поводу моего поведения во время кампании. [200] Я 
отказался это сделать, отметив, что кто-то должен взять на себя вину в глазах 
общественности и что в любом случае правда одержит верх, когда история войны 
будет 
написана. Ничто не может уязвить человека, который чист перед собственной 
совестью. 
Кроме того, эта позиция сослужила мне хорошую службу, когда меня подвергли суду.
 
Прояснив мою позицию, я считаю необходимым добавить, что ни германская ставка 
Верховного главнокомандования, ни итальянское Верховное командование не стали 
бы 
очень сильно возражать, если бы Ромме ль высказал серьезное намерение отвести 
войска 
далеко назад. Во всяком случае, до описываемого момента Роммель всегда находил 
способ добиться того, чего он хотел. Но он верил в надежность линии 
Эль-Аламейна. Его 
войска были хорошо обученными и, если исходить из прежних африканских 
стандартов, 
имели немалую численность. Кроме того, поначалу наши тыловые коммуникации 
действовали вполне исправно. Исходя из всего этого (мне бы не хотелось, чтобы 
обо мне 
думали, будто я в оценке ситуации полагался на авось) я был склонен считать, 
что на 
линии Эль-Аламейна можно было остановить и удержать наступающего противника. 
Оглядываясь назад, я понимаю, что оставаться там было ошибкой. Было не так уж 
важно, 
где произойдет решающее сражение - на линии Эль-Аламейна или несколькими милями 

к западу или к востоку от нее - и будет ли вообще удар Монтгомери встречен 
жесткой 
обороной или же мы прибегнем к вяжущим, сковывающим действиям. Главное состояло 
в 
том, что 8-ю армию нужно было остановить, а нашим войскам необходимо было 
сохранить за собой максимально обширную базу для снабжения, которая, по 
возможности, должна была протянуться от Триполи до Тобрука. Однако следует 
помнить, 
что германские и итальянские сухопутные войска и части ВВС в большинстве своем 
не 
имели автотранспорта или же имели его в недостаточном количестве. Это означало, 
что 
они не только были неспособны к проведению длительной мобильной операции, но и, 

более того, сковывали действия своего командующего. [201] Кроме того, благодаря 
своему 
превосходству в воздухе британцы имели возможность совершать сокрушительные 
налеты 
на войска, находящиеся на марше. Предыдущие бои не давали возможности более или 

менее обоснованно судить о том, какой будет стратегия Монтгомери - осторожной 
или 
отчаянной; наши впечатления о нем, сложившиеся до описываемого момента, 
свидетельствовали, что он будет тщательно взвешивать все риски. Самым 
значительным 
неизвестным фактором были время и цель вторжения альянса в Западное 
Средиземноморье. В любом случае, события не оправдывали абсолютной уверенности 
Роммеля и его заместителя Штумме в прочности позиций в районе Эль-Аламейна. 
Вполне возможно, что Роммель, применив мобильную стратегию в ограниченном 
районе, 
смог бы добиться большего, чем Штумме, который, к сожалению, был убит утром 
того 
самого дня, когда противник начал свое наступление. Однако, учитывая все 
факторы, нам 
было бы лучше отойти под прикрытием арьергарда на позиции, где нам было бы 
легче 
удерживать оборону - для этого подошла бы горловина в районе Халфайя; или же 
следовало, сделав вид, будто мы собираемся дать решительный отпор противнику на 

линии Эль-Аламейна, на самом деле сделать это примерно в двадцати милях 
западнее, в 
районе Фука - он располагал всеми теми преимуществами, что и зона Эль-Аламейна, 
но 
на левом фланге был лучше защищен благодаря особенностям рельефа местности. 
В любом случае для этого мы должны были начать действовать раньше - я имею в 
виду,