Для нас, представителей люфтваффе, война означала боевые действия в воздухе. 
Однако, 
за исключением отдельных летчиков, воевавших в Испании, у нас не было 
практического 
боевого опыта. [53] Исходя из накопленных нами знаний мы разработали наши 
собственные принципы воздушной войны и соответствующие им правила стратегии и 
тактики, которые вошли в нашу плоть и кровь. Однако никаких международных 
правил и 
рекомендаций, касающихся воздушной войны, не существовало. Попытка Гитлера 
полностью запретить боевые действия в воздушном пространстве была отвергнута на 

международных конференциях, как и его предложение применять ВВС исключительно в 

военных целях. Тем не менее, во внутренних уставах и инструкциях наших ВВС - а 
я как 
начальник главного штаба сыграл немаловажную роль в их разработке - содержались 

моральные принципы, необходимость соблюдения которых диктовала нам совесть. В 
соответствии с этими принципами ВВС должны были атаковать только сугубо военные 

цели (список объектов, подпадающих под это определение, был существенно 
расширен 
лишь после начала тотальной войны), в то время как атаки незащищенных городов и 

гражданских лиц были запрещены. 
Мы исходили из того, что ВВС будут использоваться для оказания поддержки 
сухопутным 
войскам, а также для осуществления внезапных для противника высадок десанта или 

отдельных парашютистов. Серьезные споры с главнокомандующим группы армий 
"Север" фон Боком закончились. Будучи сам в прошлом армейским офицером, я 
слишком 
хорошо понимал проблемы и потребности сухопутных войск, чтобы в ходе коротких 
бесед 
не прийти к согласию с ним. Я не был подчинен фон Боку, но добровольно признал 
его 
старшинство во всех вопросах, связанных с тактикой наземных боевых действий. 
Если мы 
расходились во мнениях, а такое неизбежно случалось время от времени в ходе 
всех 
кампаний (мы тесно сотрудничали с фон Боком в боевых действиях против западных 
держав и России), благодаря нашему обоюдному стремлению принять наилучшее для 
той 
или иной ситуации решение нам было достаточно сказать друг другу буквально 
несколько 
слов по телефону, чтобы снять проблему. Даже тогда, когда приоритетными 
являлись 
интересы и соображения военно-воздушных сил, я искал пути и способы 
удовлетворить 
потребности сухопутных войск. [54] Мы с фон Боком знали, что можем положиться 
друг 
на друга; наши начальники штабов - фон Сальмут (группа армий "Север") и 
Шпейдель 
(командование ВВС) - нам очень помогали. Сотрудничество с Герингом как 
главнокомандующим люфтваффе было хорошо отлажено, а в лице маршала авиации 
Иесконнека мы имели весьма проницательного человека и искусного военачальника, 
который хорошо знал своих офицеров и остальной личный состав и умел 
хладнокровно и 
твердо отстаивать свои взгляды в беседах с Герингом и Гитлером. 
Незадолго перед вылетом я успел побеседовать с представителями нижестоящих 
штабов и 
командирами подчиненных частей, и в результате у меня возникла убежденность, 
что мы, 
пожалуй, сделали все возможное для того, чтобы быстрый, внезапный и 
массированный 
удар принес успех. Люди, с которыми я разговаривал, пребывали в мрачном 
настроении, 
но были уверены в своих силах. Они знали, что им предстоит сразиться с сильным, 

фанатичным, безжалостным и хорошо обученным противником, который к тому же по 
меркам 1939 года был хорошо вооружен. 
Истребительная авиация Польши внушала уважение как с точки зрения количества 
машин, так и с точки зрения их качества. В то же время польская 
бомбардировочная 
авиация существенно от нее отставала. Располагая "мессершмиттами" 109-й и 110-й 

модификации и имея в своем распоряжении 500 истребителей против 250 у Польши, 
мы 
предложили нанести мощный удар по наземным объектам ВВС противника (аэродромам 
и местам стоянки самолетов). Кроме того, это было необходимо сделать для того,