средством получения правдивых показаний, а инструментом давления, который 
используется для того, чтобы выжать как можно больше показаний, не слишком 
заботясь 
об их правдивости. 
В соответствии с международно признанным принципом, действующим, в частности, и 
в 
британских судах и заключающимся в том, что сомнения должны толковаться в 
пользу 
обвиняемого, у меня были все основания предполагать, что суд сочтет обвинения 
сомнительными. Мне казалось крайне маловероятным, что меня могут признать 
виновным. [465] 
Из хода судебного разбирательства можно сделать вывод (никто даже не пытался 
обосновать приговор), что адресованное суду замечание военного прокурора по 
поводу 
ответственности за репрессии было учтено и что репрессии были признаны 
законными. 
Кроме того, суд должен был признать доказанным, что фон Макензен и я не 
разрешали 
применять массовые репрессии под свою ответственность (приказ Гитлера нас от 
этой 
ответственности освободил), а, наоборот, пытались добиться эффекта устрашения, 
казнив 
тех, кто подлежал смертной казни в соответствии с нормами международного права. 

Подобную попытку намеренно ослушаться приказов Гитлера суд должен был расценить 

по крайней мере как искреннее стремление проявить гуманность. 
Указ Гитлера предусматривал казнь десяти заложников за каждого убитого 
германского 
военнослужащего и назначал исполнителем репрессий СД. Тем самым с вооруженных 
сил 
снималась всякая ответственность, относящаяся к этой области. Судя по всему, 
суд не 
пришел к единому мнению по поводу осуществления карательных акций в упомянутых 
масштабах и пропорциях, но, проигнорировав наши усилия, предпринятые с целью их 

сокращения, так или иначе счел эти масштабы и пропорции превышающими допустимые.
 
Это тем более удивительно, что, как хорошо известно и доказано, командиры войск 

альянса прибегали к еще более суровым карательным акциям в ситуациях, когда, 
как в 
случае с Римом, никакой критической с военной точки зрения или экстренной 
обстановки не существовало. Я воздержусь от высказывания своего мнения по 
поводу 
того, были ли оправданными масштабы и пропорции репрессий, применявшиеся 
командирами войск противника, поскольку принято считать, что вопрос об этих 
репрессиях, который я подробно затрагивал в главе 21, является спорным. В любом 

случае, по прошествии ряда лет трудно высказывать суждения о событиях, имевших 
место 
в прошлом, и рассуждать о том, что было правильно, а что нет, не зная атмосферы,
 
существовавшей в тот период, когда эти события происходили. Было бы неплохо, 
если бы 
судившие меня представители победившей стороны приняли это во внимание. Тот 
факт, 
что итальянский трибунал, то [466] есть суд, сформированный из представителей 
нации, в 
наибольшей степени пострадавшей от упоминавшихся выше расстрелов, вынес 
оправдательный приговор по аналогичному делу в отношении Капплера, члена СД, 
вполне мог оказать влияние на британских судей. Я до сих пор считаю, что они 
пытались 
компенсировать то, что показалось им ошибкой правосудия. 
Рассуждая обо всем этом, не следует забывать, что поводом для репрессий было 
уничтожение группы полицейских, пожилых, уважаемых тирольцев, выполнявших свой 
каждодневный долг по защите итальянского населения, и многочисленные расправы 
над 
местными жителями, спокойно занимавшимися своими делами. И то и другое было 
делом 
рук итальянских коммунистов, преследовавших свои подрывные цели под прикрытием 
патриотических лозунгов. Такое происходило и раньше. В связи с тем что подобные 

убийства случались и до этого, жители итальянской столицы были предупреждены 
посредством объявлений и при помощи церкви о последствиях, которые повлекут за 
собой новые террористические акты, - это тоже следовало бы принять во внимание. 

Один мой английский друг сказал мне, что, по мнению суда, я превысил свои 
полномочия, но это в любом случае не может иметь никакого отношения к случаю с 
расстрелом в катакомбах, поскольку я доказал суду, что вооруженные силы никоим