узнал, что этот самый Гранди возглавил мятеж против Муссолини в Высшем 
фашистском 
совете, я был вынужден задать самому себе вопрос, что является более 
удивительным - 
доверчивость Муссолини или коварство Гранди. За день до этого, 24 июля, фон 
Макензен 
сказал мне, что располагает точной информацией о том, что никакой опасности нет 
и что 
Муссолини все еще полностью контролирует ситуацию. 
Период между изменениями в составе кабинета и падением Муссолини был плотно 
заполнен совещаниями представителей Оси на самом высоком уровне военного и 
политического характера, которые, ввиду меняющейся ситуации на фронтах, 
проходили 
очень по-разному. 
Позвольте мне вкратце изложить ход событий. Первым делом замечу, что Роатта, 
главнокомандующий сухопутных войск, всячески пытался добиться увеличения 
численности германских войск в Италии, которую Муссолини и Амброзио по 
совершенно 
непонятным причинам старались ограничить; постоянно шли споры по поводу 
диспозиции германских и итальянских частей; [257] отмечу также, что начиная с 
21 июня 
Италия с удивительной настойчивостью требовала как можно больше оружия, причем 
подчас заявляемые ею потребности казались преувеличенными. Итальянцы хотели 
получить семнадцать танковых батальонов, тридцать три артиллерийские батареи, 
восемнадцать дивизионов противотанковых и штурмовых орудий и две тысячи 
самолетов. 
На совещании, организованном Бастианини, заместителем главы итальянского 
министерства иностранных дел, я высказался против удовлетворения этих 
требований, 
подразумевавших решительное изменение курса, которым мы следовали до этого. 
Хотя 
несколько итальянцев поддержали мою точку зрения, Амброзио без обиняков 
отказался 
пересмотреть изложенные им цифры. Это давало определенную пищу для размышлений. 

Невозможность удовлетворить упомянутые требования встревожила также и Верховное 

командование вермахта, которое в середине июля 1943 года их отвергло. 
На встрече Гитлера и Муссолини в Фельтре 19 июля проблему урегулировать не 
удалось. 
Гитлер не стал высказывать свои далеко идущие претензии на германское лидерство,
 
Муссолини же скрыл свои сомнения по поводу того, стоит ли продолжать войну. 
Переговоры по военной тематике между Кейтелем и Амброзио привели к достижению 
соглашения о том, что германские и итальянские дивизии следует перебросить в 
южные 
районы Италии, но ни немецкая, ни итальянская сторона не желали первыми 
приступать 
к его реализации. 
Между тем на фронте отношения между германскими и итальянскими командирами были 

отличными. Представлявшие все три вида вооруженных сил итальянские офицеры, 
служившие в моем штабе, ощущая дружеское расположение немцев, платили нам тем 
же - за исключением моего итальянского адъютанта, который меня порядком 
разочаровал. Он был при мне не первый год, и я всегда совершенно искренне 
относился к 
нему по-дружески. Хотя мне пришлось похлопотать, чтобы найти ему новое 
подходящее 
назначение, я чувствовал, что его отношение ко мне и к Германии как к союзнику 
изменилось. [258] 
Мои первые действия после ареста Муссолини
Сессия Высшего фашистского совета и последовавшие за ней события показали, что 
наши 
предположения по поводу дальнейшего развития обстановки были совершенно 
неправильными. На сессии Муссолини был свергнут, а вместе с ним и фашистский 
режим. Точно так же, как Гитлер в 1945 году был потрясен направленным против 
него 
мятежом его друзей по партии, так и дуче был буквально парализован 
предательством его 
самых верных сторонников, которым он доверял больше, чем кому бы то ни было. 
Возможно, его падение или по крайней мере его арест удалось бы предотвратить, 
если бы 
он собрал вокруг себя верные ему военные части, в том числе германские. Но его 
гордость 
и самоуверенность оказались его худшими врагами. 
Когда 25 июля я узнал, что Муссолини арестован (это было поздно вечером), я тут 
же 
попросил аудиенции у короля. После долгих колебаний мне сообщили, что его 
величество 
не сможет принять меня в тот же вечер, но пообещали мне аудиенцию на следующий