ГОСТЬ НА РОЖДЕСТВО

 Почти все вести с Тихоокеанского театра войны не радовали. Вслед за 
Пёрл-Харбором японцы наносили молниеносные удары по Филиппинам, Гуаму, Мидуэю, 
Уэйку, Кота-Бахру, Сингапуру, Таиланду и Гонконгу. Небольшой гарнизон Гуама при 
сложившемся неравенстве сил оказался не способен защитить остров. На Уэйке 
морская пехота сбросила в море первый японский десант, но было ясно, что при 
весьма ограниченных возможностях Тихоокеанского флота оказать помощь японцы 
могут вернуться. Уничтожив военную базу Кларк-Филд близ Манилы, самолеты 
противника подвергли бомбардировке базу ВМС Кавите. Японцы, располагая полной 
свободой действий на море и в воздухе, перебрасывали войска и вооружение на 
запад, юг и восток.
 Наиболее шокирующая весть пришла в Вашингтон 10 декабря. Японские 
бомбардировщики, стартовавшие с базы в Сайгоне, обнаружили в море без 
авиационного прикрытия военные корабли «Принц Уэльский» и «Риналз». Оба корабля,
 подвергшиеся бомбардировкам и торпедным атакам, затонули. Узнав об этом, 
Черчилль рвал и метал: японский флот господствовал от Индийского до восточной 
части Тихого океана.
 Рузвельт и военное руководство оказались в том самом весьма затруднительном 
положении, которого так долго опасались: сократив до минимума ресурсы из-за 
помощи союзникам, армия и флот страны оказались неожиданно перед необходимостью 
обеспечить охрану десятков жизненно важных объектов и районов. Ходили слухи, 
будто японские боевые корабли снова направились к Гавайям, Панаме и даже 
Калифорнии. Прибрежные города умоляли о защите. Армия и флот не могли позволить,
 чтобы их застигли врасплох во второй раз. Но в первое время в их действиях 
было много импровизации и сумбура. Подразделения противовоздушной обороны 
направлялись к Западному побережью недоукомплектованные пушками. Персонал 
авиационных училищ передавался в боевые части. Конвой из 5 кораблей, с пехотой, 
артиллерией, военным снаряжением и 70 пикирующими бомбардировщиками и 
истребителями на борту, на полпути к Филиппинам отозвали с целью возвращения на 
Гавайи. Но Стимсон и Маршалл, стремившиеся подбодрить Макартура в его трудной 
миссии, обратились за помощью к президенту, который попросил командование флота 
пересмотреть свое решение. Конвой направили в Брисбен.
 Все эти дни Рузвельт сохранял суровую невозмутимость, которая временами 
уступала место расслабленности и шуткам. Он не только был невозмутим, но и 
следил за тем, чтобы выглядеть так. Нашел время, чтобы написать Эрли любопытное 
письмо с откликом на многочисленные комментарии такого рода: «...президент 
воспринимает чрезвычайную ситуацию спокойно, выглядит прекрасно и кажется 
человеком без нервов». Порой забывают, писал Рузвельт, что президент 
сталкивался со всем этим в Первую мировую войну, лично посетил практически все 
оборонные объекты внутри страны и многие за рубежом, весной 1918 года совершил 
поездку в Европу на эсминце и «вероятно, видел гораздо большую часть нынешней 
зоны боевых действий, чем любой другой американец». Долгое время Рузвельт 
оправдывался в связи с тем, что не надевал военную форму во время Первой 
мировой войны; теперь он чувствовал себя психологически в форме Верховного 
главнокомандующего вооруженными силами страны.
 Первая реакция Рузвельта на это величайшее испытание в его жизни — объединить 
страну; следующий шаг — объединить все силы мира, противостоявшие странам «Оси».
 Черчилль поинтересовался, не может ли он немедленно приехать в Вашингтон для 
переговоров по военной ситуации; Рузвельт с готовностью согласился. Пока 
Черчилль перемещался на запад на борту своего нового линкора «Герцог Йорк», 
Рузвельт предпринимал усилия для укрепления духа единства, который появился в 
стране после Пёрл-Харбора.
 Что касается солидарности политических партий, тут проблем не было. Президент 
с удовлетворением принял заявления председателей демократической и 
республиканской партий, обязавшихся сотрудничать во время войны, и высказал 
пожелание, чтобы обе партии способствовали укреплению гражданской обороны. Не 
было проблемы и с перенесением на будущее больших дебатов. Бывшие изоляционисты 
опережали друг друга в выражении поддержки. Наибольшую тревогу вызывало 
продолжавшееся противостояние предпринимателей и профсоюзов. Эффективность 
Посреднического совета национальной оборонной промышленности была подорвана 
выходом из него представителей Конгресса производственных профсоюзов. Для 
установления социального мира в промышленности требовался новый посреднический 
орган. Вскоре после Пёрл-Харбора президент попросил профсоюзных лидеров и 
Консультативный совет по бизнесу при министерстве торговли выделить своих 
представителей на конференцию по вопросам выработки принципиальной политики в 
области трудовых отношений на время войны. Первой и главной целью конференции, 
дал ясно понять президент, должно стать согласие всех сторон на проведение 
забастовок в период войны.
 Президент пригласил участников конференции в Белый дом на предварительную 
беседу. Пришли промышленники, ненавидевшие Рузвельта: Льюис, порвавший с 
президентом во время предвыборной кампании 1940 года, Грин, дружелюбно 
настроенный, но настороженный. Президент приветствовал каждого из делегатов и 
затем обратился к ним с почти полуторачасовой речью: говорил, что необходимо 
быстро достичь соглашения; ограничить время на произнесение речей в ходе 
конференции; о самодисциплине. Сказал, что размышляет сейчас над старой 
китайской пословицей: «господи, измени твой мир и начни с меня».
 Между профсоюзами и предпринимателями различий немного, продолжал Рузвельт.
 — Это напоминает старую притчу Киплинга о «Джуди О'Грэди и полковничьей леди».