В полумраке раннего утра десятки торпедоносцев, бомбардировщиков и 
истребителей взмыли вверх с полетных палуб своих авианосцев под крики «Банзай!».
 Вскоре 183 самолета кружили над авианосцами, выстраиваясь в боевой порядок. 
Около 6.30 они направились к югу. Выходя часом позже из облаков над Оаху, 
пилоты ведущих самолетов увидели то, что ожидали, — Гонолулу и Пёрл-Харбор. Это 
происходило чуть позже — в 7.30 по среднеевропейскому времени 7 декабря 1941 
года. Наступило время войны.
 Этим воскресным утром матросы американских кораблей спали, завтракали, 
отдыхали на палубе. Некоторые прислушивались к перезвону церковных колоколов. 
Помощник боцмана заметил кружащиеся в отдалении самолеты, но решил, что это 
авиационные учения. Затем заревели пикирующие бомбардировщики, мягко 
спланировали торпедоносцы. Воздух потрясли взрывы, клаксоны просигналили общий 
сбор, несколько зенитных орудий открыли огонь, взвились сигнальные флаги. Бомбы 
и торпеды ударили в «Вест-Вирджинию», мгновенно выведя из строя силовую 
установку и электростанцию корабля, распотрошив капитана. Вскоре корабль 
погрузился на мель. В «Теннесси», защищенный «Вест-Вирджинией» от торпед, 
попали две бомбы — обе в орудийную башню. На «Аризоне» только что просигналили 
общий сбор, когда мощная бомба пробила палубу и разорвалась в переднем отсеке 
боеприпасов. На корабль посыпались другие бомбы, одна угодила прямо в дымовую 
трубу. Тысячи людей уже сгорели и утонули, когда корабль взорвался и дал 
сильный крен. В «Неваде» торпеда сделала пробоину величиной с дом, тем не менее 
корабль тащился к выходу из бухты, но затем в результате мощной бомбардировки 
пошел ко дну. Три торпеды угодили в «Оклахому». Когда корабль переворачивался, 
члены экипажа карабкались через ограждение правого борта, расстреливаемые с 
бреющего полета японскими летчиками и погибая под бомбами. Теперь самолеты 
противника выбирали цели по собственному усмотрению, обрушивая бомбы и поливая 
пулеметным огнем эсминцы, плавучие базы гидросамолетов, минные заградители, 
сухие доки, рыща по побережью и атакуя аэродромы и солдатские казармы.
 В Вашингтон поступила срочная телеграмма с коротким текстом: «Воздушный налет 
на Пёрл-Харбор. Не учения».
 — Боже! — воскликнул Нокс. — Это неправда! Должно быть, имеют в виду 
Филиппины!
 Он позвонил президенту, который сидел в Овальном кабинете, обсуждая с 
Гопкинсом вопросы, далекие от войны. Вероятно, ошибка, предположил Гопкинс, 
японцы не станут нападать на Гонолулу. Видимо, сообщение достоверное, ответил 
Рузвельт. Эта неожиданность в духе японцев. Президент выглядел спокойным, почти 
беспечным — напоминал человека, только что сбросившего с себя тяжелый груз. Он 
надеялся уберечь страну от войны, заметил Рузвельт Гопкинсу, но, если 
телеграмма достоверна, Япония выхватила из его рук эту задачу. Затем сообщил о 
новости по телефону Халлу.
 Государственный секретарь все утро находился в своем учреждении, читая 
фрагменты послания из Токио. Номура и Курусу должны были скоро прибыть из 
японского посольства, где шифровальщики все еще бились над расшифровкой текста 
послания. Как только японские дипломаты пришли, прозвучал звонок от Рузвельта. 
Ровным голосом, чеканя фразы, президент дал указание Халлу принять дипломатов, 
ознакомиться с их заявлением, как будто его содержание государственному 
секретарю неизвестно, и раскланяться с ними. Халл заставил японцев стоять, 
делая вид, что читает их ноту. Он поинтересовался у Номуры, передается ли 
документ по указанию его правительства? Номура ответил утвердительно. Халл 
вперил взгляд в Номуру.
 — Должен сказать, что во время переговоров с вами в течение последних девяти 
месяцев я не произнес ни одного слова неправды... За все пятьдесят лет службы я 
еще не видел документа, так насыщенного бессовестными фальсификациями и 
искажениями — таких масштабов, что до сегодняшнего дня я не мог и помыслить, 
чтобы какое-то правительство их допустило.
 Казалось, Номура подбирал слова для ответа. Халл не дал ему высказаться, 
кивнув на дверь.
 К этому времени Рузвельт получал уже первые данные о потерях, созывал членов 
администрации военного времени, диктовал Эрли сообщение для печати. Через 
некоторое время позвонил Черчилль. Премьер-министр играл в шашки в компании 
Гарримана и Винанта, когда услышал по радиоприемнику неясное сообщение об 
операции японцев в Тихоокеанском регионе. Через минуту его камердинер Сойер 
подтвердил достоверность сообщения:
 — Это правда. Мы уже слышали об этом на улице...
 Понадобилось две-три минуты, чтобы связаться с Белым домом.
 — Господин президент, что-то действительно произошло с Японией?
 — Да, произошло. Они атаковали нас в Пёрл-Харборе. Теперь мы в одной лодке.
 Для Черчилля наступил момент ликования — в конце концов он добился своего. Да, 
после Дюнкерка, падения Франции, угрозы вторжения нацистов на острова, войны 
подводных лодок — после семнадцати месяцев войны в одиночку и девятнадцати 
месяцев трудного премьерства — получена гарантия, что война будет выиграна. 
Англия выживет, Содружество и империя выживут. Война будет долгой, но теперь 
оставалось лишь распределить как следует преобладающую мощь. Говорили, что 
американцы мягкотелы, раздроблены, болтливы, упиваются богатством и 
отдаленностью от театров войны, не способны сражаться. Но Черчилль лучше знал 
американцев. Он изучал историю Гражданской войны, когда происходили самые 
ожесточенные сражения. В его венах текла американская кровь. Черчилль посадил 
сотрудников своего секретариата за работу, поручив им сообщить спикеру 
парламента и организаторам парламентских партий о созыве на следующий день 
заседания парламента. Затем, переполненный эмоциями, отошел ко сну и заснул