Мы не искали войны с Гитлером. Не ищем ее сейчас. Но... когда вы видите 
гремучую змею в боевой стойке, вы не ждете змеиной атаки, прежде чем уничтожить 
ее...
 Не будем мелочными. Не будем считать, когда Америки должны приступить к 
самозащите — после первой, пятой, десятой или двадцатой атаки.
 Время активных оборонительных действий уже наступило.
 Президент перечислил прежних глав государств, которые защищали свободу 
судоходства на морях.
 — Моя обязанность как президента исторически обусловлена, это совершенно 
очевидно. Такой обязанности нельзя избежать.
 Когда мы решаем защищать моря, жизненно важные для обороны Америки, это не акт 
войны с нашей стороны. Не мы агрессоры, мы только защищаемся.
 Но пусть это предупреждение прозвучит совершенно ясно. Отныне, если германские 
или итальянские корабли войдут в акватории, защита которых необходима для 
обороны Америки, они сделают это себе на погибель...
 Вся ответственность за такие инциденты ляжет на Германию. Войны не будет, если 
Германия не станет ее искать...
 У меня нет сомнений в отношении серьезности этого инцидента. Моя оценка его не 
является ни поспешной, ни легковесной. Она результат нескольких месяцев 
напряженных раздумий, беспокойства и молитв...
 Стрельба без предупреждения. Рузвельт фактически объявлял войну Германии на 
море в ответ на агрессию, которую Германия, по его мнению, совершала против его 
страны. Холодная война в Атлантике кончилась, начиналась горячая война, 
ограничивавшаяся лишь Законом о нейтралитете Америки и сдержанностью Гитлера в 
отношении операций подводных лодок. Тем не менее это война, и Рузвельт 
продолжал действовать, исходя из оценки новой ситуации. Через два дня после 
своего выступления он официально приказал адмиралу Кингу взять под защиту не 
только американские конвои, следовавшие в Исландию, но также суда других стран, 
которые могли присоединиться к этим конвоям. Довольный Черчилль тут же 
перебросил около 40 эсминцев и корветов из этой зоны для выполнения боевых 
задач в других местах. Если у кого-нибудь еще оставались сомнения насчет 
решимости США, то министр Нокс развеял их в своем выступлении на съезде 
Американского легиона в Милоуки 15 сентября:
 — Начиная с завтрашнего дня... флоту приказано захватывать и уничтожать любыми 
средствами, находящимися в его распоряжении, подводные лодки стран «Оси» или 
надводные корабли в этой зоне. Это наш ответ господину Гитлеру.
 Господина Гитлера привела в ярость эскалация Рузвельтом действий против 
нацистов, но он все еще стремился не обострять ситуацию. Редер совершил 
продолжительную поездку в штаб-квартиру фюрера «Вольфшанце» на Восточном фронте,
 чтобы доложить о фактическом объявлении Соединенными Штатами войны и либо 
добиться разрешения атаковать американские корабли немецкими подводными лодками,
 либо уйти из опасной зоны. Гитлер, однако, настаивал на исключении любых 
инцидентов минимум до середины октября. К этому времени, по его расчетам, будет 
решена «основная задача в русской кампании». Затем, полагал фюрер, он и Редер 
смогут заняться американцами. Редер нехотя снял свое предложение.
 «Беседа у камелька» Рузвельта вызвала поддержку широкой общественности страны. 
В середине сентября население в соотношении два к одному поддерживало принцип 
«стрелять без предупреждения». Президент и в самом деле действовал на основе 
общественного мандата. Еще более решительно американцы, судя по опросам 
общественного мнения, поддерживали сопровождение боевыми кораблями судов с 
военными грузами, по крайней мере на судоходных линиях в Исландию. Однако 
опросы не могли определить реального настроя людей. Наблюдатели отмечали 
значительное распространение среди населения апатии или, во всяком случае, 
фатализма. Общественное мнение постоянно колебалось в ту или иную сторону, за 
исключением того случая, когда дело касалось непосредственного участия в войне. 
В этом случае поддержка администрации сокращалась до минимума. Совершенно 
очевидно, что многие американцы принимали за чистую монету обещание Рузвельта 
удерживать Америку в стороне от войны при помощи оборонительных мер.
 Президент счел, что общественное мнение созрело для следующего шага — 
корректировки Закона о нейтралитете, который запрещал вооружение американских 
коммерческих судов и их заходы в утвердившиеся зоны боевых действий. Сторонники 
вмешательства в войну ополчились теперь в своих газетах против этого закона: он 
позволял противнику, по мнению «Нью-Йорк таймс», высвободить тысячу субмарин. 
«Нью-Йорк пост» считала, что этот документ представляет собой «древний и ветхий 
антикварный хлам». Нью-йоркская «Геральд трибюн» выразилась еще более 
категорично, назвав закон «зловонием». В то же время изоляционисты конгресса не 
были готовы выступить против меры, ставшей эмблемой американской непорочности в 
мире хищников и поясом целомудрия, способным расстроить их планы. Сенатор Тафт 
и другие пугали только, что аннулирование закона равнозначно объявлению войны.
 Помня о принятии конгрессом закона о продлении военной службы большинством 
всего в один голос, президент решил не вступать в прямую конфронтацию со всем 
блоком изоляционистов. Он предложил в дополнение к вооружению коммерческих 
судов именно корректировку Закона о нейтралитете, а не его отмену. Вскоре 
помощники президента занялись формулировкой его предложений конгрессу. Послание 
в законодательное собрание представляло собой прямой и откровенный призыв к 
конгрессменам прекратить лить воду на мельницу Гитлера и развязать руки 
Рузвельту. Но президент цепко держался своей основной тактики. Корректировка 
Закона о нейтралитете должна быть представлена конгрессу не как провоцирование 
противника, но в порядке защиты прав Америки.