состязательный азарт, препятствовать приобретению одним лицом слишком большого 
числа контролирующих функций; устранять опасность стать пленником собственного 
административного аппарата и, что важнее всего, сохранять свободу выбора в мире,
 полном ловушек и неожиданностей; эта тактика помогала Рузвельту сохранять 
либеральный, хотя и рискованный стиль управления.
 На следующий день после инаугурации Рузвельта либеральная нью-йоркская газета 
«ПМ» поместила на первой странице не отчет о пышных вашингтонских торжествах, а 
снимки верениц людей, сидящих на скамейках у приюта бедняков квартала Боуери. 
Головы опущены, но это не молебен: все сидят на спинках скамеек, натянув на 
голову пальто, явно что-то бормочут, кашляют, чихают, почесываются. Частичка 7 
тысяч бездомных Нью-Йорка, днем они живут на подаяния, а ночью набиваются в 
приюты, времянки и ночлежки. Ровно в пять часов утра эти люди — молодые и 
старые, сытые и голодные, одетые прилично и плохо, здоровые и инвалиды — 
начинают очередной день с бесцельного бродяжничества.
 Беспощадный комментарий к программе «Помощь. Восстановление. Реформа», 
осуществлявшейся в течение двух сроков президентства Рузвельта. Нельзя сказать, 
что комментарий несправедлив. Через четыре года после того, как Рузвельт заявил,
 что «треть нации недоедает, не имеет приличной одежды и жилья», через четыре 
года после того, как он провозгласил: «...мы должны действовать немедленно, 
чтобы демократия двигалась вперед...», экономическое и социальное положение 
народа заметно не улучшилось. Национальная конференция по проблемам питания в 
условиях осуществления военной программы, собравшаяся весной 1941 года в 
Вашингтоне, констатировала, что более 40 процентов населения либо недоедает, 
либо получает не вполне пригодную пищу. Отстает строительство жилья; в зонах 
оборонных предприятий и объектов люди живут в лачугах, бытовках, автоприцепах, 
палаточных лагерях и мотелях, где в одиночном номере ютится целая семья. В 
городах, куда хлынули рабочие по лимиту, слишком высока арендная плата за жилье.
 Из первого миллиона призывников на военную службу признано непригодными почти 
40 процентов; треть из них забракованы по причине плохого питания. Это уже само 
по себе зло; к тому же оно демонстрировало заметные социальные прорехи при 
подготовке страны к войне.
 Как обычно, в тяжелом положении негров в резкой форме отражалось социальное 
неблагополучие всей нации. Группа блестящих социологов под руководством 
шведского экономиста Гуннара Мюрдаля обнаружила, что в начале 1941 года процент 
цветной рабочей силы, занятой в ведущих отраслях оборонной промышленности, 
снижался. Среди рабочих большинства крупных предприятий по производству 
вооружений чернокожих американцев не было вовсе. Многие профсоюзы проявляли к 
черным дискриминационное отношение, опасаясь, в частности, вытеснения белых 
рабочих. Будущее не воодушевляло. В декабре 1940 года количество чернокожих 
американцев среди учеников и на курсах повышения квалификации оборонных 
предприятий составляло менее 2 процентов. Негры могли бы поискать шансы на 
получение образования и одинаковой оплаты с белыми в армии, но здесь 
преобладала сегрегация. Новобранцы-негры были сконцентрированы в основном на 
юге, а в конце 1940 года в сухопутных войсках служили всего два офицера-негра, 
во флоте — ни одного. На следующий год подразделение черных солдат, следовавшее 
строем по автостраде, оказалось вытеснено на обочину белыми военнослужащими. В 
ответ на протесты белого командира подразделения его обозвали «угодником 
негров».
 Надо сказать, что федеральные власти располагали достаточным количеством 
учреждений для решения этих острых проблем. «Новый курс» значительно увеличил 
их число, в некоторых направлениях социальной политики — даже слишком. 
Одиннадцать федеральных ведомств занимались только жилищными проблемами. Но 
большинство социальных программ плохо финансировалось. Группы исследования и 
планирования содержались консерваторами конгресса на голодном пайке, а 
правительство весьма зависело от государственных и местных ведомств и фондов. 
Службы занятости, чрезвычайно необходимые в периоды повышения мобильности и 
мобилизации рабочей силы, являют собой разительный пример.
 Почти ежедневно такими проблемами занимался тот, чье имя составляет вторую 
часть неуклюжего названия руководящего органа УПП «Кнудсенхиллмэн», да еще 
решая двойную задачу — поиск мест для рабочих по специальности и закрепления их 
на этих местах. Сидни Хиллмэн как профсоюзный деятель устраивал Рузвельта: 
приступал к изучению проблем без предубеждения, но в решении их проявлял 
принципиальность; проявлял гибкость в ходе переговоров, но твердость — на их 
заключительной стадии; последовательно защищал профсоюзные права, но был 
способен действовать и на более широком политическом поле. Хиллмэн располагал 
солидной, активной поддержкой в своем Объединенном профсоюзе рабочих 
трикотажной промышленности. Давно привыкший улаживать дела с коммунистами, 
социалистами, представителями этнических групп, прожженными боссами трикотажной 
промышленности, этот «профсоюзный политик» лавировал между своим старым 
соратником по борьбе лидером Конгресса производственных профсоюзов (КПП) Джоном 
Л. Льюисом и руководителем Американской федерации труда (АФТ) Уильямом Грином; 
либеральными профсоюзными идеологами, единодушно поддерживавшими оборонные 
усилия, и прагматичными вашингтонскими политиками; представителями оборонной 
промышленности и проводниками «нового курса», засевшими в старых вашингтонских 
анклавах.
 В Вашингтоне Хиллмэну потребовался весь его профсоюзный опыт, поскольку с 
самого начала он занялся внедрением в оборонную промышленность стандартов 
трудовых отношений, а также координацией работы плохо организованных агентств 
по найму рабочей силы для оборонного производства. Он сдружился с Кнудсеном — 
мог бы сдружиться с любым другим. Они легко договорились о разграничении