«забаррикадироваться на каждой улице, превратить каждый район города, каждый 
квартал, каждый дом в неприступную крепость».
 Сообщения, доходившие до Рузвельта, едва ли могли передать весь ужас 
Сталинградской битвы. Немецкие солдаты на некоторых участках продвинулись по 
развалинам города на расстояние нескольких сот ярдов от Волги. 
Противоборствующие силы яростно сражались, засев в соседних зданиях, на разных 
этажах одного здания и даже в разных комнатах одного этажа. Русские солдаты 
стремились сблизиться с врагом на дистанцию броска ручной гранаты и избежать 
при этом губительных нацистских ударов с воздуха. Танки били прямой наводкой по 
нижним этажам, пока дома не обрушивались, затем наползали на груды битого 
кирпича и камня, которые сами произвели. Огнеметчики поливали огненной смесью 
нижние этажи, пока трассирующие пули не превращали их самих в живые факелы. 
Яростные рукопашные бои шли на каждом заводе, в каждом бомбоубежище и элеваторе.
 Раненые и умирающие русские солдаты ползли к Волге в стремлении перебраться на 
другой берег. Из-за реки русские не прекращали вести минометный огонь — 
предвестник победы.
 Однако президенту не понадобилось много времени, чтобы оценить значение 
Сталинграда для всей войны. По мере того как немцы увязали в боях на дни и 
недели, становилось ясно, что Гитлер к началу зимы не достигнет своих целей и 
англичане и американцы могут и в дальнейшем пользоваться самым ценным 
достоянием — временем.
 Самим русским понадобилось несколько недель, чтобы оценить значение 
Сталинградской битвы в полной мере. До этого в Кремле нарастали опасения и 
сомнения, по мере того как нацисты усиливали нажим на Южном фронте, а 
разрозненные усилия русских на фронте перед Москвой отвлечь противника не 
увенчались успехом. В октябре, который Сталин позднее назвал критическим 
месяцем войны, англо-советские отношения переживали новый период упадка. 
Советская печать намекала, что некоторые британские руководители не свободны от 
мюнхенского комплекса. Советские власти превозносили Уилки, особенно после того,
 как он призвал к открытию второго фронта и добавил, что некоторые лидеры 
союзников нуждаются для этого в «подталкивании со стороны общественности». Он 
заявил корреспонденту в Москве Александру Вирту, что откладывание второго 
фронта на 1943 год чревато серьезным риском. Русские не знали, что президент не 
поделился с Уилки планами относительно Северной Африки. Уилки покинул Москву, 
заронив в души русских надежду на возможность открытия в ближайшее время 
мощного второго фронта.
 Второй фронт, который в эти осенние дни более всего беспокоил Рузвельта, 
находился не в России, но на Соломоновых островах, в 1200 милях на 
северо-востоке от Австралии. Здесь сражение происходило на Гвадалканале, 
небольшом острове, который захватили японцы, рассматривая его как один из 
плацдармов на пути продвижения к Новой Каледонии, Фиджи и Самоа в направлении 
главной цеди в Тихоокеанском регионе — разрыву жизненно важных коммуникаций 
между США и Австралией.
 Вначале операция на Гвадалканале планировалась как сугубо периферийная. Она не 
рассматривалась как часть широкого стратегического контрнаступления, поскольку 
основные операции планировались в Атлантике. И плановики Макартура, и 
командование флота хотели замедлить наступление противника до тех пор, пока в 
этом районе не будет предпринято мощное и решительное наступление с целью 
освобождения гряды островов. Объединенный комитет начальников штабов настаивал 
на быстром контрнаступлении с целью остановить продвижение вражеских войск. 
Боевое оснащение для битвы было недостаточным, карты неточные, планирование 
дилетантское, методы тылового обеспечения примитивные. Некоторое время казалось,
 что войска, высадившиеся на Гвадалканал и соседние острова, будут там 
блокированы противником навечно. Девятое августа, когда японцы потопили 4 
крейсера, включая 1 австралийский, и уничтожили около тысячи моряков, стало 
днем одного из самых тяжелых поражений американского флота. Затем из зоны 
боевых действий были выведены 3 американских авианосца, оставившие десантные 
войска, по выражению их командующего, «с голым задом». Но после быстрого 
захвата грунтовой взлетно-посадочной полосы и переименования ее в аэродром 
Гендерсона морские пехотинцы закрепились на севере побережья, отражая атаки 
противника и ожидая подкреплений.
 Зона Гвадалканала обещала стратегические выгоды еще меньше Сталинграда, но, 
подобно советскому городу, привлекла крупные силы с далеко идущими намерениями 
и целями. Подобно солдатам Сталинграда, морские пехотинцы через десять недель 
все еще удерживали узкую полоску земли, были прижаты к воде и отражали попытки 
противника прорвать их оборону. В остальном Гвадалканал представлял собой 
картину ада, отличную от Сталинградской битвы. Бесконечные тропические дожди 
превратили дороги, военные позиции и взлетно-посадочную полосу в вязкую топь. 
Дизентерия, грибковые инфекции и малярия косили людей сотнями. Только одна 
малярия отправила в октябре в госпиталь почти две тысячи человек. Ночь за ночью 
японские боевые корабли, самолеты и артиллерия — включая беспрерывно и яростно 
стрелявшее орудие, получившее кличку Пистолет Пеже, долбили по периметру 
аэродрома, загоняя матросов и морских пехотинцев в укрытия. Во всем ощущалась 
нехватка, кроме твердой решимости продержаться.
 В середине октября Рузвельт опасался, что десантники могут быть сброшены с 
Гвадалканала в море. «Если нам нанесут поражение на Соломоновых островах... — 
предупреждал Макартур, — вся юго-западная часть Тихоокеанского региона окажется 
перед серьезной угрозой». Он требовал бросить в этот район «все ресурсы» страны.
 Флот втянулся в ожесточенные бои с целью обеспечить пути снабжения 
Гвадалканала. В серии кровопролитных морских боев старого стиля в узком