поддерживал всесторонние военные усилия, планы на послевоенный период и часто 
даже Франклина Рузвельта, по крайней мере как военного лидера. Демонстрируя 
согласие по крупным политическим проблемам, политики занимались малозначащими 
вопросами, проявляли местные пристрастия, заигрывали с разными деятелями. 
Преобладала, по мнению журналистов, политическая летаргия. Некоторые сторонники 
с 1940 года Уилки поддерживали либеральных демократов, кто-то из сторонников 
«нового курса» предпочитал республиканцев, стоявших за вмешательство в войну, 
заурядным демократам; однако провозглашенная как-то партийная перестройка 
заглохла. Оставалось мало сомнений в итогах выборов. Специалисты в целом 
сходились в мнении, что республиканцы улучшат свои позиции в конгрессе, но не 
получат преобладания ни в сенате, ни в палате представителей.
 — Надеюсь, вы довольны выборами! — воскликнула школьница, когда президент 
проголосовал в ратуше Гайд-Парка.
 Увы, это было не так. В заявлении накануне выборов Рузвельт не сказал ни слова 
о демократах или республиканцах или даже о важности избрания кандидатов, 
поддерживающих военные усилия, — просто выразил надежду, что люди примут 
участие в голосовании. Но население и к этому отнеслось без энтузиазма. Процент 
участия в выборах оказался гораздо ниже ожидаемого, поэтому число голосовавших 
за республиканцев относительно выше. Кандидаты от республиканской партии 
набрали в конгрессе на 44 места больше, чем в прежние выборы, и приблизились 
(209 мест) вплотную к демократам (222 места). В сенате республиканцы завоевали 
9 мест и, что более важно для их будущего, несколько губернаторских постов в 
больших городах. Потеряла свои места значительная часть приверженцев «нового 
курса», не получив ни слова поддержки от президента, от которого вели свое 
происхождение. Легко добились мест в конгрессе Хэм Фиш и много других 
консервативных изоляционистов. Две партии закрепили свои позиции на 
Капитолийском холме. Президентские республиканцы приобрели пару потенциальных 
лидеров национального масштаба после победы Эрла Уоррена в Калифорнии (он 
обошел когда-то грозного Кулберта Олсона), Дьюи в Нью-Йорке (опередил кандидата 
от коалиции демократов и представителей американской лейбористской партии). Из 
четырех партий только президентские демократы — партия Рузвельта — проиграли.
 Приводились обычные объяснения причин такого исхода выборов со ссылками на 
военные условия: низкий процент участия в выборах; отсутствие молодежи, главным 
образом из числа сторонников демократов — они на войне либо на военном 
производстве; терпимость администрации к крайностям борьбы профсоюзов; 
инфляция; местные проблемы; тяготы военного времени. Президент подвергался 
критике за пассивность. Один комментатор язвительно заметил, что Вильсон созвал 
в 1918 году Демократический конгресс и потерял места в палате представителей и 
сенате, Рузвельт ничего не предпринимал и потерял вдвое больше.
 Кэнтрил подытожил неблагоприятные для администрации данные о выборах. Главная 
причина успеха республиканцев — низкая явка избирателей; не мобилизован большой 
потенциал демократов в лице избирателей с низкими доходами и молодежи. Это 
обычная кампания по выборам в конгресс, на которую оказали сильное влияние 
большие проблемы войны и мира. Поднявшись над политическим противоборством, 
президент оберегал свой личный статус, но не сумел помочь людям обрести 
моральную стойкость и даже почувствовать твердое руководство. Теперь он 
сталкивался с возможностью образования коалиции между оппозиционными 
демократами и республиканцами в конгрессе.
 Публично Рузвельт хранил молчание, в частном порядке радовался, что все 
кончилось. Его опечалило поражение Норриса в Небраске. Такие же чувства 
испытывал одинокий, старый крестоносец-сенатор, к тому же сбитый с толку.
 — Не могу понять этого, — говорил он друзьям, пришедшим в его офис в сенате, 
чтобы его утешить. — Я проиграл в силу причин, которые не могут объяснить даже 
мои противники.
 Его слова прозвучали как политическая панихида по «новому курсу» в военной 
обстановке.

 Глава 9
 МИГАЮЩИЙ ФАКЕЛ

 В ясные дни осени 1942 года Рузвельт, ведя борьбу с инфляцией, совершая 
поездку по стране и ожидая исхода выборов в конгресс, следил за быстро 
менявшейся обстановкой на двух отдаленных фронтах, превращаемых мужеством и 
упорством солдат в знаменательные вехи истории. Несмотря на отсутствие 
определенности в сообщениях о ходе сражений, президент в середине октября писал 
королю Георгу: «...в целом ситуация для всех нас выглядит осенью 1942 года 
лучше, чем прошлой весной... хотя в 1943 году победы не будет, мы все же 
находимся на подъеме, в то время как страны „Оси“ достигли предела своей 
эффективности». Одним из фронтов был Сталинград, другим — Гвадалканал.
 Несомненно, немцы полагали в эти осенние дни, что превзошли предел 
эффективности на обширных равнинах между Доном и Волгой. В конце августа 
бронетанковые дивизии генерала Фридриха Паулюса пробились на северные окраины 
Сталинграда. Вскоре люфтваффе в ходе одной из самых массированных бомбардировок 
со времени нападения на Россию обрушило на волжский город ураган зажигательных 
бомб, превратив его в горящий факел — можно было ночью читать газету на 40 миль 
в округе. Казалось, немецких и русских солдат притягивал к Сталинграду, подобно 
огромному магниту, инстинкт смерти. Переехав из Растенбурга в Винницу, Гитлер 
убеждал своих генералов: «...главное сейчас — сосредоточить на этом фронте всех 
имеющихся в наличии солдат, чтобы захватить Сталинград и берега Волги как можно 
быстрее». В тот же день русское командование приказало жителям Сталинграда