освобождению островов и независимости Содружества.
 Рузвельт не сумел спасти Филиппины, но выручил президента и командующего 
вооруженными силами. Кесон, его семья и кабинет военного времени 20 февраля 
взяты на борт субмарины с Коррехидора. Через три дня президент дал указание 
Макартуру двигаться к Минданао, принять меры для создания прочной обороны Южных 
Филиппин, а затем перебраться в Австралию, где он примет «под свое командование 
все войска Соединенных Штатов». Макартур оставался со своим штабом в 
Коррехидоре еще две недели; затем он сам, его жена, сын и небольшой штаб в 
темноте покинули это место на 4 торпедных катерах. Проделав полный опасностей 
путь к Минданао, они отправились самолетом и поездом в Мельбурн, где их 
встретили как героев и наградили от имени главнокомандующего медалями «Честь 
конгресса».
 — Президент Соединенных Штатов, — заявил Макартур, — приказал мне прорваться 
сквозь боевые линии японцев и следовать из Коррехидора в Австралию, как я 
понимаю, для того, чтобы организовать наступление американцев на Японию, 
первейшая цель которого — освобождение Филиппин. Я прорвался оттуда, и я 
вернусь туда.
 В конце марта 1942 года вся система обороны в юго-западной части Тихого океана 
находилась в полном расстройстве. Полагаясь больше на быстроту, внезапность и 
профессионализм, чем на численность войск, японцы продолжили наступление на юг 
и в середине февраля овладели Сингапуром, вытеснили англичан из Рангуна и 
отбросили в Китай подразделения армии Чунцина. Затем окружили Борнео и 
преодолели огромный Малайский барьер, протяженностью 4 тысячи миль, 
простиравшийся от Северной Суматры через Яву и Тимор к Новой Гвинее, Новой 
Британии и Соломоновым островам. Японцы утверждали, что взяли в плен почти 100 
тысяч солдат и офицеров союзников, а их флот потопил в Яванском море большое 
число крейсеров и эсминцев. В конце марта комбинированное командование США, 
Великобритании, Голландии и Австралии распалось, — пути к вторжению в Индию и 
Австралию оказались открыты.


ПОКОЛЕНИЕ АМЕРИКАНЦЕВ

 В первые месяцы 1942 года президент столкнулся внутри страны с весьма 
неприятным фактом: впервые за столетие с четвертью американцы потерпели от 
иностранцев крупное, серьезное поражение.
 Сначала даже шокирующие известия о Пёрл-Харборе и других трагедиях возбуждали 
и щекотали нервы людей, как новые, острые ощущения. Страх перед бомбежками, 
военные сборы и подписка на военные займы; тревожные вести о высадках десантов 
стран «Оси» на побережье; частое мелькание людей в военной форме, бомбоубежища 
и военный инструктаж; первые лозунги войны, иногда не без каламбуров («Мы идем 
надавать по щекам маленьким щекастым япошкам»), облавы на чужестранцев, 
будоражащее чувство причастности к общенациональным и глобальным усилиям — все 
это плюс неистощимый американский оптимизм и непоколебимое чувство военного 
превосходства над любым противником, казалось, сгладили печаль и тревогу от 
первых дурных новостей с фронта. Даже неприятные ощущения неудобства и дефицита 
— отмена спортивных состязаний и праздничных мероприятий, жесткое нормирование 
продуктов, бесконечные очереди — потонули в патриотических настроениях 
воинственности, солидарности и всеобщего воодушевления.
 Но проходила неделя за неделей, а японцы скорее наращивали, чем замедляли 
наступление, — общественные настроения стали меняться: люди становились более 
раздражительными, искали козлов отпущения. Сквозь завесу национального единства 
стали прорываться старые разногласия. Начинались спекулятивная игра на биржах, 
утаивание продовольствия и рвачество. В данной обстановке Рузвельт менее всего 
беспокоился о своей личной популярности, которая фактически — по показателям 
ответа на вопрос: «Вы голосовали бы за Рузвельта сегодня?» — выросла от нижнего 
предела 70 процентов в ноябре 1941 года до 84 процентов в начале января 1942 
года и затем снизилась примерно до 80 процентов в последующие шесть месяцев. 
Президента больше интересовала вера людей в свою способность помочь стране и в 
самих себя. В первые три-четыре месяца войны наблюдалось снижение веры людей, 
что предпринимается все необходимое для победы в войне, хотя и недоставало 
согласия относительно альтернатив проводившемуся курсу. Поддержка президента 
прессой по внутренним делам снизилась, согласно февральскому опросу, до 35, а 
по внешним — до 52 процентов.
 Президент сам способствовал преждевременной эйфории, и теперь ему пришлось 
столкнуться с ее последствиями. Он поддерживал в народе оптимизм по поводу 
неизбежной победы без сурового предупреждения о возможности поражений на первом 
этапе войны, жертвах и слезах, о которых постоянно говорил Черчилль. Отправил 
на Филиппины послание неоправданно оптимистичного содержания. Воздал почести 
сбитому летчику Колину П. Келли, попросив будущего президента, которого изберут 
в 1956 году, определить сына пилота кадетом в Уэст-Пойнт — за подвиг отца, 
состоявший, как все полагали, в потоплении японского боевого корабля. На самом 
деле корабль остался цел и невредим. Президент не преодолел своего 
неистребимого оптимизма по поводу победы в конечном счете и, несомненно, не 
смог бы этого сделать, даже если бы пытался, потому что подобный оптимизм 
помогал объединить и воодушевить народ в мрачные дни 1933 года.
 Наиболее неприятным фактом для президента стало превращение изоляционистов 
1941 года в стратегов караульной службы 1942 года. Они больше не стремились 
держаться в стороне от войны, их лозунг — «Приоритет Тихого океана». Слова 
«Пошлите немедленно корабли Макартуру» набраны 10 марта на первой странице