|
остановить их, просто выстраивая перед ними войска». Такой метод терпел неудачи
в прошлых войнах и будет «фатальной ошибкой союзных демократий». Противнику
можно нанести поражение, только вступив с ним в ближний бой, а это означает
удары ВМС по его 2000-мильным, слабо защищенным коммуникациям. Угроза с моря
немедленно ослабит его продвижение на юг. «Я утверждаю без колебаний, что, если
этого не сделать, план, которому мы сейчас следуем, основанный на создании
превосходства в воздухе, в юго-западной части Тихого океана, провалится, война
продлится неопределенное время и конечный ее результат окажется под вопросом.
Осторожные рекомендации, исходящие из теории „безопасность прежде всего“, не
принесут успеха в борьбе с таким агрессивным и дерзким противником, как Япония..
.» С аналогичным предупреждением выступил верховный комиссар Соединенных Штатов
в Содружестве Фрэнсис Сэйр.
Отчасти пессимизм Макартура объясняется опасением, что его призывы и
предложения не доходят до «верховной власти». Маршалл заверил его: нет, это не
так.
Главнокомандующий на самом деле внимательно следил за ситуацией с войсками
Макартура и стремился помочь генералу. Но Макартур и военное ведомство с самого
начала разделяли разные оценки перспектив и интересов. Макартур воспринимал —
или делал вид, что воспринимает, — решение Симпсона и Маршалла оказать ему
срочную помощь и продемонстрировать лояльность к филиппинцам, прежде всего
остановить продвижение противника, как готовность взять на себя серьезное
обязательство в отношении Филиппин. Фактически Маршалл и Эйзенхауэр не
намеревались взять на себя такое стратегическое обязательство. Наоборот, оценив
мощь японского наступления на Лусоне, потери флота в Пёрл-Харборе и разящие
удары японской авиации по военным и грузовым кораблям союзников, они
приготовились эвакуировать американские силы из архипелага.
Еще до Рождества Стимсон и другие военные руководители ожидали падения Лусона,
отступления на Батаан и даже Коррехидор. Армейские плановики пришли 3 января к
заключению: наступление на север из Австралии на Минданао потребует столь
значительного флота, что придется перебросить ряд подразделений ВМС из
Атлантики, а это приведет к «абсолютно неоправданному отвлечению сил с главного
театра войны — Атлантики». Макартур не прекращал своих обращений к командованию.
В середине февраля он вновь предупредил, что время уходит и «решительная
военная акция сейчас, возможно, побудит Россию оказать содействие». Все
напрасно, — зажатый в джунглях, он тщетно пытался сокрушить цитадель «приоритет
Атлантики».
Позиция Рузвельта более двусмысленна. Его сердечное послание филиппинскому
народу от 28 декабря обещало защиту странам Содружества на долгие времена, но
оставалось весьма неопределенным в отношении немедленной и всесторонней помощи.
Опасаясь, что друзья и враги воспримут его послание как согласие с временной
утратой архипелага, президент поручил Хассету и Эрли опровергнуть мнение, что
его послание чем-то похоже на эпитафию. Но чем энергичнее Рузвельт уверял, что
не оставит силы Макартура в беде, тем больше порождал ложные ожидания.
Тогда Кесон решился на отчаянный шаг. Удрученный японским наступлением,
страдающий туберкулезом и раздраженный отказом Вашингтона действовать
решительно, он обратился к Рузвельту с предложением немедленно предоставить
Филиппинам независимость, если он не способен обеспечить их безопасность.
Предложение предусматривало также соглашение с Токио об обоюдном выводе войск
из страны. В этом случае Филиппины станут нейтральными и уберегутся от войны и
разорения. Макартур энергично возражал против такого шага, пока Кесон не сказал
ему, что выскажет предложение без серьезных намерений. Он надеялся, что оно
побудит Вашингтон отнестись к Дальнему Востоку более ответственно.
Предложение произвело воздействие на Вашингтон. Для Эйзенхауэра оно прозвучало
как гром среди ясного неба. Стимсона и Маршалла беспокоило, что Макартур в
сопроводительном письме к посланию Кесона не дезавуировал предложение о
нейтрализации Филиппин, — скорее воспринял его всерьез, как альтернативу. Они
пришли с посланием к Рузвельту. Стоя перед президентом как на суде, Стимсон
доказывал, что идея нейтрализации совершенно аморальна. Рузвельт гораздо больше,
чем министерство обороны, был озабочен политическими последствиями — судьбой
Содружества, в случае если США согласятся предоставить Филиппинам независимость.
Без колебаний президент отверг план. Наблюдая его в этот момент, Маршалл решил,
что все его прежние сомнения в отношении Рузвельта и его решительности
необоснованны — это великий политик. Вскоре от президента было направлено
Макартуру послание, в котором содержалась вместо упреков ясная позиция
Вашингтона:
«Американский флаг будет развеваться над Филиппинами, пока остается хотя бы
малейшая возможность для сопротивления. Я принял это решение, учитывая в полной
мере оценку военного положения, которую вы дали в сопроводительном письме к
посланию президента Кесона в мой адрес. Необходимость отпора японской агрессии
до последней капли крови превосходит по важности любое другое наше
обязательство перед Филиппинами.
В мире постепенно крепнет фронт против хищнических держав, которые добиваются
уничтожения индивидуальной свободы и свободного правительства. Мы не можем
позволить, чтобы этот процесс был повернут вспять в каком-либо регионе. Как
самый могущественный член этой коалиции, мы не можем проявлять слабость в делах
или мыслях...
Поэтому я и ставлю перед вами эту крайне трудную задачу, осознавая полностью
отчаянную ситуацию, в которой вы можете оказаться...»
Послание Кесону было выдержано в том же духе и содержало призыв к полному
|
|