дующего и 
Гальдера как преемника Бека с тех пор не изменилось. Теперь же, когда после 
оккупации Чехословакии напряженное политическое положение не разрядилось и 
нападение на Польшу могло вызвать европейскую войну, командование сухопутных 
войск, казалось, никаких опасений больше не испытывало. Эта позиция внушала мне 
неуверенность и одновременно недоверчивость, ибо в генеральном штабе люфтваффе 
тоже были озабочены и оптимизма Геринга в оценке обстановки не разделяли.
 6 июля Гитлер впервые полетел в Мюнхен на новом самолете «Фокке-Вульф-200», 
получившем наименование «Кондор». Фюрер пришел в восхищение от этой машины, она 
казалась ему в воздухе более спокойной и менее шумной. Несколько скептически 
оценил он только убирающееся шасси – нечто новое, чего еще не видел. Но вскоре 
привык. В самолете имелось на 6-8 мест больше, чем в прежнем «Ю-52», и летел он 
почти на 150 км в час быстрее. Это означало солидное сокращение времени полета 
из Берлина в Мюнхен.
 В тот же вечер Гитлер выехал на автомашине на Обер-зальцберг и оставался там 
целую неделю, которая для меня опять полностью прошла под знаком вооружения. 
Насколько подробно фюрер занимался деталями, показывает следующий эпизод. 
Однажды он обратил внимание на то, что военно-морской флот держит 
предназначенные для линкоров «Шарнгорст» и «Гнейзенау» 380-миллиметровые орудия 
в арсенале. Мне пришлось тут же передать Кейтелю его указание изготовить 
железнодорожные лафеты и смонтировать орудия на них. В другой раз дело касалось 
производства снарядов для зенитных орудий. Незадолго до того Кейтель, 
информируя фюрера о требовании люфтваффе увеличить выпуск боеприпасов для 
зенитной артиллерии, высказался против этого, сославшись на нехватку сырья. 
Гитлер согласился и определил объем ежемесячного производства в 100000 
выстрелов снарядов калибра 88 мм. И соответствующего количества для других 
калибров. Я попытался доказать фюреру, что при нынешнем наличии у зенитной 
артиллерии 2500 орудий калибра 88 мм снарядов для них следует производить из 
расчета 40 на каждое орудие в месяц. Но он не уступал, аргументируя тем, что 
склады и так переполнены боеприпасами, а потому приоритет должно иметь 
производство не снарядов, а зенитных орудий.
 Гитлер тщательно занимался оперативным планом сухопутных войск для похода на 
Польшу. Браухич и Гальдер обсуждали с ним подробности и получали его одобрение. 
Продолжалась и подготовка Имперского партийного съезда, а также празднования в 
конце августа 25-летия битвы под Танненбергом. Фюрер лично принял участие в 
«Дне германского искусства» в Мюнхене и посетил Байройтский фестиваль (25 июля 
– 2 августа), сделав небольшой перерыв для военных бесед в Берлине и на 
Западном валу в районе Саарбрюккена. Прием в честь музыкантов 1 августа в 
«Зигфрид-Вагнерхаузе» заставил его на какое-то время позабыть о военных планах. 
Пребывание Гитлера в Байройте завершилось 2 августа оперой «Гибель богов». Это 
был тот самый день, когда 25 лет назад началась Первая мировая война. Но об 
этой годовщине говорили мало. Гораздо большую роль играли в эти дни служебный 
юбилей Шмундта, а также поступление Гитлера в свое время добровольцем на 
военную службу в пехотный полк «Лист». Фюрер получил множество поздравлений, а 
большое число поздравителей собралось в «Бергхофе».
 Своего шеф-адъютанта Шмундта Гитлер произвел в полковники, что служило знаком 
признания и доверия. Однако в кругу высших офицеров генштаба сухопутных войск 
это было воспринято иначе. Встреченный ими с недоверием уже просто как преемник 
Хоссбаха, Шмундт к тому же все эти годы часто подвергался с их стороны критике. 
Истинной же причиной было противоречие между ОКВ и ОКХ. Последнее не хотело и 
не могло примириться с тем, что ОКВ в качестве военного штаба Гитлера выполняло 
задачи в масштабе всего вермахта, т.е. и за сухопутные войска – все равно, 
касалось ли это командных вопросов или же экономики и вооружения. Офицеры 
генерального штаба сухопутных войск видели в Шмундте человека ОКВ, а не первого 
адъютанта и военного советника своего Верховного главнокомандующего. Они 
отказывали ему в том признании, которым вознаграждали Хоссбаха, хотя оба эти 
офицера по своей пригодности к данной деятельности стояли на равном уровне. 
Разница была лишь в их задачах. Хоссбах, по поручению начальника генерального 
штаба генерала Бека, был обязан следить за тем, чтобы Гитлер не вмешивался в 
дела сухопутных войск. Шмундт же имел от фюрера поручение, будучи его военным 
адъютантом, нести ответственность только перед ним лично. Теперь он вот уже 
полтора года находился в тяжелом положении, дискриминировавшем генштаб 
сухопутных войск. После всего того, что довелось пережить Шмундту с тех пор, 
перед ним мог стоять только один вопрос: pro или contra Гитлера?
 Он решил быть за фюрера, между тем как его лучший друг со времен службы в 9-м 
пехотном полку Хеннинг фон Тресков принял решение быть против. Оба являлись 
солдатами, оба имели тогда одинаковое мировоззрение и оба верили в то, что, 
выполняя свои задачи, совершают наивысшее благо для собственного отечества. 
Шмундту было трудно выполнять свою задачу, и решение это далось ему нелегко. Он 
рассматривал свою должность как чисто военное дело. Особенно важным Шмундт 
считал хорошие отношения между Гитлером и руководством сухопутных сил. Ему 
п