плане. О возвещавшемся пропагандой равнозначном положении партии и вооруженных 
сил не могло быть и речи. Мой командир полковник фон Деринг считал так же. Но 
он верил в то, что в лице главнокомандующего – генерал-полковника Геринга 
авиация благодаря его положению и влиянию имеет своего заступника и это идет на 
пользу нам, солдатам. Отношения между партией и вооруженными силами, полагал 
Деринг, никогда не могут быть лишены напряженности. Здесь преимущественно 
консервативные идеи солдат сталкиваются с «революционными идеями»{21} 
национал-социализма. Процесс приспособления потребует много времени.
 Весной 1937 г. у меня появились основания предполагать, что будут предприняты 
персональные перестановки, которые намечал командир истребительной группы 
«Кондор» в Испании. Предстоявшая мне командировка в эту страну с целью моего 
генштабистского обучения настраивала на недоверчивый лад. Но Деринг успокоил 
меня. Ни о каких кадровых заменах ему ничего не известно. И даже моей свадьбе, 
которая должна состояться вскоре, это никак не угрожает.
 Такова была военная и моя личная ситуация, когда 15 июня в имении родителей 
моей будущей жены в Ниенхагене, вблизи Хальберштадта, я получил по телефону 
приказание завтра же прибыть в Берлин, чтобы в полдень явиться в министерство 
авиации к начальнику Управления личного состава. Мне были даны детальные 
указания, в каком именно мундире я должен предстать перед высоким начальством. 
Это меня немного обескуражило, и я, естественно, стал задавать вопросы, желая 
выяснить, чего мне ждать от этого неожиданного вызова. Ответы были уклончивы, 
что заставило меня призадуматься.
 По своему прежнему опыту я знал, что предписанная мне для явки парадная форма 
обычна только по таким случаям, когда присутствует сам «главнокомандующий всеми 
вооруженными силами» или же я должен явиться лично к нему. Отличие от обычной 
для представления формы с портупеей, кортиком, в фуражке и полуботинках 
состояло в том, что следовало приколоть большую орденскую планку, которая 
обычно носилась только на парадном мундире или вечернем костюме на «больших» 
светских приемах.
 Из прессы я знал, что капитан Мантиус, адъютант Гитлера по люфтваффе, 
несколько недель назад разбился во время полета. Мне было не слишком трудно 
связать свой вызов в министерство авиации с необходимостью замещения вакантной 
адъютантской должности. Вполне понятно, такая возможность меня очень 
взволновала. В разговорах и предположениях, какую роль это может сыграть при 
данных обстоятельствах в моей служебной и личной жизни, и прошел тот вечер. 
Ночь я почти не спал. Мне было тогда 29 лет.




 Вступление в должность


 На следующее утро, это была среда, 16 июня 1937 г., я рано поутру выехал в 
Берлин, чтобы ровно в 9 часов доложить о своем прибытии начальнику Управления 
личного состава люфтваффе. Им уже несколько недель являлся полковник кавалер 
фон Грайм, под началом которого я два года назад некоторое время служил в 
истребительной эскадре «Рихтхофен» в качестве адъютанта штаба группы. Встреча 
наша была сердечной. Но я зря надеялся что-либо узнать от него. Он сообщил мне 
только то, что в 10 часов я должен явиться к Герингу, а там уж узнаю все 
остальное.
 Служебная вилла Геринга находилась в садах позади здания министерства авиации, 
раскинувшихся между бывшими прусскими учрежденческими строениями в треугольнике,
 образованном площадью Лейпцигерплац и улицами Лейпцигер-штрассе и Принц 
Альбрехтштрассе{22}. Она почти вплотную примыкала к зданию бывшей прусской 
палаты депутатов, которое теперь получило название «Дом летчиков» и в котором 
размещался также «Аэроклуб».
 Точно в 10.00 я вошел в эту виллу, и после недолгого ожидания меня провели 
через обширную приемную в неожиданно огромный кабинет Геринга. Четыре высоких 
стеклянных двери, ведшие на террасу, говорили о том, что этот кабинет был 
создан из четырех помещений поменьше. Безвкусно обставленный, он производил 
впечатление одновременно и представительского, и жилого. Я еще с довольно 
большого расстояния увидел в центре кабинета самого Геринга, сидевшего за своим 
большим письменным столом и почти заслоненного высокими фотографиями, стоявшими 
перед ним. Он попросил меня подойти поближе и встать рядом с письменным столом. 
Я отдал ему честь вытянутой вперед рукой и доложил о своем прибытии. Он стал 
внимательно меня разглядывать, а потом задал несколько вопросов, я ведь 
неженат? Я подтвердил, добавив, что собираюсь жениться в ближайшие дни. С 
выражением удивления и неудовольствия на лице Геринг дал понять, что об этом 
ему ничего не известно. Но затем очень быстро перешел к делу и спросил меня, 
знаю ли я, что мне предстоит. Я с чистой совестью ответил «нет». Тогда он 
сообщил мне, что я должен стать адъютантом Гитлера по люфтваффе, и тут же задал 
вопрос, хочу ли и могу ли я принять эту должность. Я даже не успел поразмыслить,
 так как он продолжал: если я не в состоянии быть преданным Гитлеру душой и 
телом как его «постоянный спутник», то обязан немедленно сказать об этом. Я 
должен быть приверженцем фюрера «по внутреннему убеждению». На вопросы Геринга 
я ответил утвердительно. Я просто не мог себе представить, чтобы это назначение 
как-то изменило мой офицерский статус. Ведь в 1934 г. я принес присягу на 
верность Адольфу Гитлеру{23}.
 Незабываемым осталось для меня и другое высказывание Геринга. Он сказал мне,