министерства авиации, которое имело на этот счет другие взгляды, а именно 
распространенные среди специалистов. Поэтому оно вело строительство по другим 
масштабам, не соответствовавшим требованиям Гитлера. Что же касалось министра 
вооружения Шпеера, то он был заинтересован в таком проекте, который позволял 
сэкономить время, и, ничего не подозревая, просил фюрера решить этот вопрос. 
Тот возмутился устаревшими представлениями геринговского министерства и 
обрушился на него с тяжкими упреками, однако тогда еще не на самого Геринга. 
Объектом гнева фюрера стал начальник одного из управлений министерства. Его 
фамилию и этот инцидент Гитлер не позабыл до конца войны и часто вспоминал, 
когда набрасывался на люфтваффе.
 Осенью 1938 г. Геринг и помыслить не мог, что когда-либо найдется воздушный 
флот, превосходящий германский. Да и сама война лежала для него за пределами 
вероятного. Хотя он и принял всерьез указание Гитлера увеличить люфтваффе в 
пять раз и давал управлениям своего министерства и авиационной промышленности 
соответствующие приказы, возможность осуществления данного указания вызывала 
доминирующее сомнение.
 Я спросил Ешоннека, за какой срок можно осуществить эту программу. Он, как и 
прежде, рассчитывал примерно на два года. Обеспечение горючим и подготовка 
летных кадров – вот что было двумя главными заботами генерального штаба 
люфтваффе. Но Ешоннек поддерживал выпуск уже производимых типов 
бомбардировщиков. Стандартом бомбардировщика должен был оставаться «Ю-88». По 
данным же Удета, более многообещающим являлся «Хе-177». На основе требований 
Гитлера Геринг хотел теперь дать заказ на выпуск большой серии «Ю-88» фирме 
«Юнкерс». Ешоннек же, как и некоторые специалисты в Техническом управлении, 
знал, что далеко не все «детские болезни» этого типа самолетов уже преодолены. 
Однако генеральный директор фирмы «Юнкерс» Генрих Коппенберг не пожалел сил, 
чтобы в целях производства крупной серии этих бомбардировщиков устранить все 
претензии испытательных органов люфтваффе. Удет полностью доверял ему, а Геринг 
и Ешоннек – Удету. Один только Мильх оставался недоверчив. Конструирование 
«Хе-177» было подобно уравнению с несколькими неизвестными, особенно из-за 
четырех тандемно установленных по двое моторов. Первый образец должен был 
взлететь летом 1938 г., но на серийное производство можно было рассчитывать не 
ранее 1940 г.
 У меня сложилось впечатление, что Ешоннек хочет своей информацией развеять мое 
сомнение насчет осуществимости программы вооружения люфтваффе. Но мне было 
ясно: выполнить программу выпуска истребителей можно, только производя уже 
зарекомендовавший себя «Ме-110». Попытку осуществить программу за счет выпуска 
в первую очередь «Ю-88» и «Хе-177» я считал трагической ошибкой и не скрывал от 
Ешоннека своего намерения обрисовать фюреру ситуацию такой, какой она, по моему 
мнению, являлась в действительности. Это, казалось мне, больше отвечало смыслу 
указания Гитлера и интересам люфтваффе.
 Генштабистские предварительные проработки и анализ на основе военной игры 
показали неготовность люфтваффе в данный момент к воздушной войне против Англии.
 В первую очередь, у нас не имелось бомбардировщиков с качествами, необходимыми 
для дальнего подлета через море, с достаточной глубиной вторжения и соразмерным 
бомбовым грузом. Геринг об этом и слышать не хотел, заставляя генеральный штаб 
люфтваффе как можно быстрее осуществить приказанное Гитлером пятикратное ее 
увеличение. Я уговаривал Ешоннека действовать на Геринга таким образом, чтобы 
он не поддакивал фюреру, а представил ему реальные данные о мощности люфтваффе. 
При этом я указывал на то, что Гитлер занимается также и вопросами ее 
вооружения. Он неоднократно спрашивал меня о числе и силе летных соединений, а 
также о боеспособности зенитной артиллерии. Мне приходилось постоянно иметь под 
рукой данные о наличии бомб и боеприпасов, а также о количественных показателях 
выпуска других видов авиационного вооружения. Я вносил самые последние сведения 
в свой блокнот, и фюреру об этом было известно. Однажды он спросил меня: «А 
ваша толковая записная книжечка при вас?». Он хотел получить какую-то справку, 
и я смог ее дать. По опыту я знал, что вовсе не обязательно держать в голове 
все цифры и данные, которые могли ему понадобиться. Ему было важно одно: чтобы 
они были верными. Поэтому, как я убедился гораздо позже, уже во время войны, 
фюрер доверял моим записям больше, чем тем данным, которые Геринг называл ему 
по памяти.
 3 ноября Гитлер ненадолго приехал в Берлин, а оттуда на следующий день дал 
старт новой поездке, в которой я сопровождал его как дежурный адъютант. Первую 
остановку сделали в «Каринхалле» по случаю крещения дочки Геринга Эдды, 
родившейся 30 мая того года. Фюрер был крестным отцом, а Геринг с женой – 
любезными хозяевами, но в этот день его присутствие вносило какую-то 
нервозность. Поэтому он оставался здесь недолго.




 9 ноября 1938 г.


 Ночью мы доехали поездом до Веймара, где Гитлер хотел 5 и 6 ноября 
присутствовать на партсъезде НСДАП гау Тюрингия. Центральным событием этого 
съезда явилась его речь. Как и двумя неделями ранее в Саарбрюккене, Гитлер 
выступал в качестве фюрера партии, а не главы государства, хотя, оценивая ту 
или иную его речь, никто этого различия усмотреть не мог. Говорил он 
исключительно о своих внешнеполитических взглядах, а потому ее воспринимали с