|
просто с ликованием, как в Австрии, но и со слезами радости на глазах, а также
со словами благодарности. Во время последующих поездок фюрер с интересом
осматривал чешские оборонительные линии и фортификационные сооружения, и это
подтвердило правильность его взглядов. Он счел, что они были удачно размещены
на местности и преодоление их в случае военных действий стоило бы много крови.
В дальнейшем Гитлер снова совершал продолжительные поездки; я, как обычно,
участвовал в них. Прежде всего он осмотрел укрепления чехов вдоль границы с
Силезией, а потом, через всю Германию, приехал в Саарбрюккен на парт-съезд
Саарской гау. Здесь он, по своему обыкновению, произнес речь, привлекшую к себе
на сей раз особенное внимание. Мы были обескуражены и разочарованы его
агрессивными высказываниями в адрес Англии. Если выступая в берлинском
«Спортпаласте» 5 октября, он говорил в примирительном тоне, то саарбрюккенская
речь 9 октября явно свидетельствовала об изменении его позиции в отношении
Англии.
Что же произошло? По пути в Саарбрюккен Гитлер получил несколько сообщений из
Лондона. Хотя англичане и встретили своего возвратившегося из Мюнхена
премьер-министра как «вестника мира», его противники из палаты общин (к их
числу принадлежали оппозиционная лейбористская партия и ультраконсерваторы)
громогласно выступали против проводимой им «политики умиротворения». То, чего
Гитлер боялся, наступило гораздо быстрее, чем он ожидал. Вот потому-то фюрер и
обрушил свой гнев на праворадикальных британских «поджигателей войны» –
Черчилля, Идена, Даффа Купера и других, подчеркивая при этом миротворческие
усилия Чемберлена. Во – всем мире речь Гитлера поняли так, что, на его взгляд,
вести переговоры с англичанами не имело никакого смысла. Я точно помню, сколь
угнетающе подействовала на нас в Берлине эта речь фюрера. Радость от Мюнхенской
конференции перешла в глубокое разочарование.
Усилия по вооружению
Впритык к этому гау-партсъезду Гитлер снова посетил стройку Западного вала, а
затем через Майнц и Годесберг отправился в Эссен. 11 октября я на автомашине
выехал с женой туда, чтобы подготовить его приезд. Гитлер прибыл в Эссен в
первой половине 13 октября и сразу же побывал на заводах Крупна, совершив
длительный обход цехов. Во время этого обхода он подчеркнул прежде всего
необходимость производства бронебойного оружия для противотанковой обороны и
установки такого оружия на самих танках. При этом фюрер указал на значение
длинноствольных орудий калибра 75 и 88 миллиметров, поскольку их снаряды
обладают большой начальной скоростью, а следовательно, и большой пробивной
способностью, что важно для борьбы с танками. Требование Гитлера заменить
короткоствольные пушки на танках длинноствольными натолкнулось на скептицизм и
даже на противодействие. Прошло много времени, пока понимание необходимости
этого одержало верх.
Во второй половине дня Гитлер был гостем Густава и Берты Крупп фон
Болен-унд-Гальбах{134} на их вилле «Хюгель», а потом на крупповском приватном
вокзале сел в свой спецпоезд, чтобы выехать в Мюнхен. Я же вернулся в Берлин,
где смог восстановить свой контакт с имперским министерством авиации.
Вторую половину октября Гитлер провел на Оберзалъцберге и занимался там почти
исключительно вопросами вооружения. Он дважды выезжал в новые приграничные
районы, чтобы осматривать чешские укрепления. В «Бергхофе» фюрер принял
Браухича и Кейтеля и изложил им свои взгляды насчет ближайших политических
планов. Надо подготовиться к возможным волнениям в Чехословакии. Вот теперь-то
дадут себя знать стремления к независимости также и словацкой части этого
государства. Он хочет использовать этот случай, чтобы занять оставшуюся часть
Чехии. Вермахт должен быть готов к этому в любое время и в самый кратчайший
срок. Кроме того, он намерен вновь включить Мемельскую{135} область в состав
рейха. Фюрер распорядился принять соответствующие меры в Восточной Пруссии.
В своей директиве Гитлер категорически подчеркнул необходимость защиты от
внезапных воздушных налетов. В Главном командовании люфтваффе (ОКЛ) удивились:
ни одна авиация в Европе сколько-нибудь значительными силами вести в то время
воздушную войну не могла. Зная о недоверии фюрера к существовавшим у Геринга и
в самой люфтваффе взглядам насчет мер противовоздушной обороны, я
воспользовался оказией поговорить на эту тему с Ешоннеком. Люфтваффе была
вынуждена соразмерять свою программу вооружения с запасами сырья и их
распределением. Зенитная артиллерия и постройка бомбоубежищ по срочности мер
стояли у Геринга на втором месте по сравнению с самолетостроением. Но Гитлер
требовал, чтобы они занимали такое же, хотя Геринг постоянно старался убедить
его, что истребители – это наилучшая оборона от налетов вражеской авиации.
Когда в 1943-1945 гг. германская противовоздушная оборона оказалась
несостоятельной, фюрер, указывая на свои директивы еще 1938 г., бросал Герингу
и люфтваффе тяжкие обвинения. Он предвидел то, что отрицали специалисты.
Взгляды Гитлера по вопросу строительства бомбоубежищ тоже находились в
противоречии со взглядами министерства авиации. Поводом для острой контроверзы
явилось данное фюрером распоряжение о постройке крупного бомбоубежища под новым
зданием Имперской канцелярии. Он потребовал, чтобы для крыши была предусмотрена
бетонная плита толщиной минимум 3 метра, а для стен – 2,5 метра. Однако
руководители постройки придерживались указаний соответствующих управлений
|
|