экономической и социально-политической областях, а также в сфере внешней 
политики. Нет, это было в гораздо большей степени именно доверие к фюреру 
Адольфу Гитлеру, производившему на людей привлекательное и человечное 
впечатление, это была его способность понимать заботы и нужды народа. Однако 
образ Гитлера 1938 г., естественно, в результате последующих событий совершенно 
изменился, приобретя мрачные черты. Не умолчу, что той весной я вместе с 
другими целиком восхищался им.
 Но два наблюдения все же заставили меня призадуматься. Во время этой 
предвыборной поездки мне бросилось в глаза, что стоило Гитлеру выйти на трибуну,
 как он начинал думать лишь о пропагандистском воздействии своего выступления и 
своих слов на публику. В его же высказываниях и репликах в совсем узком кругу я 
слышал нечто другое. С момента вступления вермахта 12 марта в Австрию фюрер вот 
уже почти четыре недели находился под впечатлением окружавшего его всеобщего 
ликования. Это вызвало у него такое чувство, что своей политикой он выполняет 
наказ всех немцев и потому обязан не ослаблять усилий, направленных на благо 
народа и рейха. Дальнейшим следствием явилось убеждение Гитлера: кроме него 
самого, нет в Германии ни сейчас, ни в ближайшем будущем никого, кто может 
решить поставленную перед немецким народом задачу. Это породило в нем сознание 
своей мессианской роли, в результате чего он стал терять реальную почву под 
ногами.
 После своей последней речи в Вене Гитлер в ночь с 9 на 10 апреля выехал в 
Берлин, чтобы там ожидать результатов голосования. В том, что «за» выскажутся 
свыше 90%, никто не сомневался. Сомневаться можно было только насчет того, не 
окажется ли этот итог (как уже случалось на проходивших ранее нацистских 
выборах) результатом всяческих манипуляций: ведь каждый гауляйтер стремился 
дать по своей гау самые высокие цифры! Сам же я никаких сомнений не испытывал. 
Манипуляции с голосами оказались незначительными. Окончательный итог 10 апреля 
гласил: «за» – 99,08% в «старом рейхе» и 99,75% – в Австрии. По моему мнению, 
это отвечало тогдашнему отношению народа к правлению Гитлера. Я и сегодня 
придерживаюсь той точки зрения, что после аншлюса Австрии «против» было в 
Германии не больше полумиллиона имевших право голоса. Слова фюрера в его речи в 
рейхстаге 18 марта действовали успокаивающе. «Дайте мне четыре года, – примерно 
так заявил он, – и я сделаю внешне завершенный аншлюс завершенным и внутренне!».
 После бурных первых месяцев 1938 г. это звучало весьма понятно. Прежде всего 
покой нужен был нам, солдатам, для дальнейшего построения вермахта. Мирное 
вступление в Австрию позволило осознать недостатки организационного и 
технического рода.
 Пасху 1938 г. я провел в качестве дежурного адъютанта в «Бергхофе». Фюрер 
пригласил туда и мою жену. Приглашение это явилось для нас неожиданным, но 
объяснялось оно очень просто. Гитлер сказал: в Берлине или во время служебных 
поездок он с личной жизнью своих адъютантов считаться не может, так пусть 
пребывание на Оберзальцберге послужит им хоть какой-то компенсацией.
 В «Бергхофе» я общался все с тем же кругом лиц, что и с первых дней моей 
службы при Гитлере. Ева Браун всегда появлялась вместе со своей сестрой Гретль 
или двумя близкими подругами. Здесь же находились супруги Борманы и Шпееры, а 
также Брандт и Морелль, шеф печати Дитрих и Генрих Гофман. Дополняли этот круг 
два личных адъютанта и две секретарши. Четыре дня прошли в непринужденных 
беседах в приватной атмосфере, без каких-либо особых служебных дел. Фюрер до 
самой войны носил здесь всегда штатскую одежду. Во время трапез и долгими 
вечерами он часто беседовал об Австрии. О назначении Бюркеля уполномоченным 
партии в Вене и «Остмарке» он говорил, что национал-социалистическое 
мировоззрение последнего ему сейчас важнее, чем учет своеобразия венцев. Кстати,
 в дальнейшем хозяйничанье Бюркеля вызвало довольно недружественное отношение 
австрийцев к национал-социализму.




 Государственный визит в Италию


 По случаю своего дня рождения, 20 апреля, Гитлер выехал в Берлин, но вскоре 
вернулся на Оберзальцберг, так как перед предстоящим вскоре визитом в Италию 
хотел провести несколько спокойных дней в «Бергхофе».
 Непривычной показалась мне его продолжительная беседа перед отъездом, 21 
апреля, с Кейтелем и Шмундтом. Европейские кабинеты с каждой неделей все более 
критически реагировали на ошеломляюще быстрое германо-австрийское объединение. 
В такой же мере проявляли свое беспокойство и «фольксдойче{110}» в Чехословакии 
и Польше.
 Австрия служила им наглядным примером, и призыв «Домой в рейх!» все громче 
раздавался особенно в Судетской области. Германия, в соответствии с 
провозглашенным после Первой мировой войны союзниками принципом 
«самоопределения народов», имеет право претендовать на эту область, доказывал 
Гитлер. Противники же видели в том «угрозу миру» со стороны Германии.
 Блестящий государственный визит в Италию 3-10 мая 1938 г. прошел с большой 
помпой. По желанию Гитлера, он вместе со своим сопровождением должен был 
посетить не только итальянского короля. Ему было гораздо важнее уже самим 
подбором сопровождающих его лиц дать ясно понять, что в данном случае речь идет 
об ответе на визит Муссолини в Германию прошлой осенью. При этом выяснилось, 
что для подобного государственного визита такое количество сопровождающих