генералов не обратился к Гитлеру с настойчивым требованием реабилитировать 
генерал-полковника барона фон Фрича.
 Насколько я могу судить, главная ошибка Гитлера в эти дни заключалась в том, 
что по вопросу обвинения Фрича он принял поспешное решение. Но генералы 
сухопутных войск не использовали этот инцидент для открытой оппозиции ему, на 
которую имели право и которая являлась их долгом. Они не только не 
воспрепятствовали Гитлеру, но косвенно содействовали тому, что тот ход развития,
 который, как они считали, им следует остановить, а именно – политика фюрера в 
военной области – теперь набирал обороты.
 Наибольшую пользу для усиления своих властных позиций извлек из ошибок обеих 
сторон Геринг. В лице Бломберга пал его последний соперник в борьбе за 
благорасположение фюрера.
 Мои переживания во время этих событий были столь сильны, что ничего подобного 
за все восемь лет моей адъютантской службы я не переживал. Это, вне всякого 
сомнения, было связано с разочарованием, вызванным несостоятельностью генералов,
 к которым я до той поры, само, собою разумеется, питал уважение. Мои взгляды 
разделяли и другие. Своих единомышленников я находил и в Имперской канцелярии, 
и в главных командованиях родов войск. Консервативные круги рейха считали эту 
битву проигранной не только в результате решений Гитлера, но и из-за самого 
развития событий, а также из-за поведения главных действующих лиц из этих 
кругов.
 Сам же я был глубоко потрясен поведением своих товарищей по сословию, но 
опасения насчет дальнейшего хода развития таил в себе. Следствием стала 
неустойчивость моего физического состояния, мучившая меня до самого конца войны.
 К тому же меня как адъютанта Гитлера по люфтваффе возмущало поведение Геринга. 
Фюрер ожидал от него совета и помощи в принятии решений в области 
государственной политики, а тот давал ему эти советы, исходя из собственных 
интересов. Я все больше отворачивался от Геринга и принимал сторону Гитлера.
 В эти годы – 1937-м и 1938-м, – когда оппозиция генералов становилась ему все 
яснее, Гитлер неоднократно давал понять, что его меры против Бломберга и Фрича 
были правильны. Я слышал это из его уст неоднократно. И каждый раз с усилием 
сдерживался от возмущения, вспоминая, какую возможность упустили генералы из-за 
своего неправильного поведения перед лицом диктатора. Такое же впечатление 
возникло и у Шмундта, когда он узнал подробности. Все это давило на него, когда 
ему приходилось находиться между Гитлером и офицерским корпусом сухопутных 
войск. Но Шмундт смирился со свершившимися фактами и с ошибками своего 
предшественника.
 Уже в 1938 г. я пришел со своими друзьями к единому мнению, что кризис 
Бломберг – Фрич стал судьбоносным для сухопутных войск. Не злоумышленность, а 
человеческие недостатки и слабости – вот что оказало свое влияние на ход 
истории. Если бы Гитлер показал себя к тому времени «злодеем» или 
«преступником», то, по моему разумению, генералы решились бы действовать иначе. 
Ведь история с Бломбергом и Фричем фюрером не планировалась, а явилась 
результатом ошибок всех ее участников. В данной связи я слышал тогда слова о 
«самоубийстве генералов». К сожалению, сказать, кто первый произнес эти слова, 
я теперь не могу. Исход кризиса Бломберг – Фрич послужил началом поворота в 
истории Третьего рейха.




 Послеродовые боли


 5 февраля Гитлер созвал генералов и объяснил им причины принятых мер. К концу 
дня собрался имперский кабинет, чтобы заслушать заявление фюрера о происшедших 
событиях. Лично я ни на одной из этих встреч не присутствовал, а только видел, 
как министры с озабоченными лицами покидали Имперскую канцелярию. Разумеется, 
через несколько дней я уже знал все подробности. В обоих случаях 
председательствовал сам фюрер и говорил он о событиях последних дней в верхушке 
вооруженных сил и сухопутных войск. Никакое обсуждение места не имело, а 
поэтому назвать эту последнюю при жизни Гитлера встречу министров его 
правительства «заседанием» никак нельзя.
 О деле Фрича Гитлер сообщил, что учрежденным для того военным судом в связи с 
предъявленными генералу обвинениями начато следствие. Учитывая эту меру, все, 
зная законы, полагали, что следует дождаться его окончания. Но так или иначе 
Фрич был отстранен, а новым главнокомандующим сухопутных сил уже стал Браухич. 
Многие видели в этом предрешение приговора. Так или иначе, но успокоения в 
кабинеты главнокомандований вермахта, сухопутных войск, военно-морского флота и 
люфтваффе это не внесло. Обнародование в прессе обширных кадровых перестановок 
вызвало новую волну споров, предположений и суждений. Многие офицеры и 
чиновники министерств, а также главных командований проводили немалую часть 
своего служебного дня, информируя других или подпитываясь информацией сами. И 
при этом каждый хвастался, что знает о событиях лучше остальных. Важничанье не 
знало границ. В тогдашней ситуации это было особенно дурно, потому что 
подаваемые с помпой россказни только плодили всякие безосновательные слухи.
 Из кругов сухопутных войск, в том числе генерального штаба, я постоянно слышал 
вопрос: почему же Геринг не стал преемником Бломберга? Ведь он пользуется 
авторитетом и в армии, да к тому же послужил бы, с одной стороны, широкой 
спиной для сухопутных войск при защите их от партии, а с другой – привил бы им