поведение Гитлера в кризисной ситуации. Я увидел полную противоположность тому, 
что ожидал. Как и множество людей в Германии, я считал его тогда энергичным, 
уверенным в себе и стремящимся к решениям фюрером. Ничего подобного я в дни 
кризиса наблюдать не смог. Женитьба Бломберга вызвала у него настоящий шок, 
поставила перед неподготовленной ситуацией и потребовала от него решения. Из 
всего услышанного и увиденного я уяснил себе: Гитлер не знает, что ему делать. 
Это послужило мне доказательством, что смещения генералов он до кризиса 24 
января не желал и не готовил. Имей он после беседы 5 ноября 1937 г. намерение 
поменять верхушку вермахта, у него было достаточно времени подыскать новых 
главнокомандующих. Герингу, казалось, была знакома нерешительность Гитлера в 
непредусмотренных ситуациях, и он знал, какой надо дать тогда совет фюреру и 
как повлиять на него, за исключением тех случаев, когда тот после долгих 
размышлений приходил к собственному мнению и затем уже с трудом поддавался или 
же вообще не поддавался никаким воздействиям.
 Мне впервые стало ясно: экспромтом (к чему особенно имел склонность бывший 
летчик-истребитель Геринг) Гитлер никакого решения принять не может. Я пришел к 
выводу, что эта противоположная предрасположенность и есть причина их близкой 
доверительности и сотрудничества еще со «времен борьбы». Гитлер нуждался в 
Геринге для принятия своих решений. Как часто я слышал от него перед важными 
решениями: «Об этом я должен сначала переговорить с Герингом» или «А что 
говорит насчет этого Геринг?»!
 Во время кризиса Бломберг – Фрич у нас поэтому часто складывалось впечатлене, 
словно правит Геринг, а не Гитлер. Геринг с его способностью быстро схватывать 
и молниеносной реакцией оказывал влияние на его действия. Что при этом Геринг 
преследовал и свои собственные цели, сомнений нет. Сам по себе, без влияния 
своих партийных советчиков, Гитлер, по здравому размышлению, возможно, принимал 
бы решения другие. Этому препятствовал Геринг.
 В поисках объяснения недостаточной решительности Гитлера в принятии решений я 
столкнулся с его натурой художника. По своему темпераменту он любил 
непринужденную вольную жизнь человека искусства, но ему не удалось систематично 
посвятить себя одной профессии. Короткое время до войны он с успехом рисовал в 
Вене и Мюнхене акварели и на это жил. Но после Первой мировой войны и ее 
несчастливого исхода в нем взяло верх другое желание – его фанатическая любовь 
к фатерланду. Как Риенци Рихарда Вагнера, он в конце концов уверовал в то, что 
призван спасти свое отечество. Но от склада характера и качеств художника он 
избавиться не смог.
 Каждый художник живет в мире интуиции и ассоциаций. Они приходят не по команде,
 нужно время для их созревания. Политик, в котором по-новому проявилась натура 
Гитлера, в большинстве случаев не может воспринимать эпоху по своей прихоти. А 
если он воспринимает ее так, то совершает ошибку. Все крупные успешные решения 
Гитлера в первые годы до 1937 г. и в последующие годы, которые я уже провел при 
нем, он долго обдумывал и соответственно планировал их. Лично готовил во всех 
деталях и прежде всего заботился о выборе подходящего момента. До 1941 г. фюрер 
мог себе это позволить. А дальше уже диктовал враг, вынуждавший его принимать 
срочные решения. Это противоречило его натуре и вело к катастрофе.




 Несостоятельность генералов


 Я пришел к горькому выводу о несостоятельности генералов. У них тоже не 
хватало решительности в действиях. Они имели различные взгляды насчет 
национал-социализма, а также и насчет собственных задач и обязанностей. 
Некоторые с презрением говорили о «богемском ефрейторе»{97}, но все-таки 
оставались на своих постах и подчинялись ему, объясняя это тем, что таким 
образом уберегают вермахт от худшего. Держали дистанцию, ибо не знали, как 
вести себя с диктатором. Руководство сухопутных войск не желало замечать 
национал-социализма, хотя при этом ему было известно, что основная масса армии, 
а также ее офицерский корпус думали иначе и стояли на стороне Гитлера. 
Единодушия в ней больше не существовало. Между командованием и войсками 
возникала брешь даже при том, что оно, в общем и целом, старалось скрыть свое 
скептическое отношение к Гитлеру и национал-социализму. Зато органы партии 
хорошо знали об антинацистских воззрениях некоторых ведущих генералов. В 
результате партийная и государственная верхушка с подозрением относилась к 
сухопутным войскам и армия лишилась своего издавна неприкасаемого положения. 
Таким образом, кризис из-за Бломберга и Фрича возымел дурные долгосрочные 
последствия.
 В этой связи в памяти моей остались два события. Однажды на квартире фюрера 
Геббельс в узком кругу, с особенным оживлением заговорив о происшедшем, сказал 
(передаю по смыслу): если бы дюжина генералов сама ушла в отставку, фюрер был 
бы вынужден уступить. Более ясно выразить то, какую битву проиграли сухопутные 
войска и вооруженные силы в целом, было невозможно.
 4 февраля я встретился со своим братом в отеле «Кайзерхоф». Он тогда, будучи 
капитаном, проходил обучение в военной академии сухопутных войск. В этом кругу 
молодых офицеров о происшедших событиях знали только по слухам, но тем не менее 
живо обсуждали. Я рассказал брату все что знал, и он запомнил самое важное: 
подписание соответствующих документов состоится именно сегодня. По его 
воспоминаниям, я был особенно взволнован тем, что ни один из руководящих