о его 
отчасти деловых, отчасти раздраженных репликах по данному поводу. На само 
письмо он так и не ответил и никакой причины для личной встречи с Муссолини не 
видел. Они не встречались уже с мая 1938 г. Письмо снова показало Гитлеру, что 
итальянское правительство настроено вполне пробритански и профранцузски.
 9 января фюрер прежде всего велел доложить ему о погоде. Главный метеоролог 
указал на ее предстоящее улучшение на востоке, полагая, что на следующий день 
сможет дать более подробные сведения и о погоде на западе. Поэтому фюрер 
отложил свое решение до 10 января. Синоптик сообщил, что 12 и 13 января 
ожидается кратковременная пасмурная погода, но затем 12-14 дней по всей Европе 
будет стоять ясная зимняя погода при температуре от -10 до -15 градусов. Гитлер 
назвал в качестве «дня А» 17 января. Если произойдет ухудшение погоды, 
наступление будет перенесено на весну. В этот день в Имперской канцелярии 
царила напряженность. После обеда к фюреру явились на совещание Браухич и 
Гальдер; обсуждался вопрос о нанесении люфтваффе 12 или 13 января сильных 
бомбовых ударов по авиационным базам противника в северной части Франции.
 11 января стало черным днем. Один офицер связи из летной части 220 (Мюнстер) 
по пути на совещание в 1-м авиационном корпусе (Кельн) сбился с маршрута. 
Пилоту, у которого горючее оказалось на исходе, пришлось совершить вынужденную 
посадку у Мехлина. В папке у курьера находились самые последние оперативные 
планы на «день А». Гитлер принял это сообщение спокойно и сначала ждал более 
точных донесений о том, какие именно документы могли в этом случае попасть в 
руки бельгийцев. Германский военный атташе доложил из Брюсселя, что все 
документы удалось уничтожить. Фюрер отнесся к этому с недоверием. Через 
несколько дней картина стала полной. Сжечь бумаги офицеру связи не удалось – 
ему помешали. Его и пилота (тоже офицера) схватили и доставили в бельгийский 
военный барак. Там неудачей закончилась и вторая попытка офицера связи 
уничтожить документы. Бельгийцы стали обладателями действующего плана 
германского наступления и немедленно передали его французскому генеральному 
штабу.
 Гитлер внешне оставался спокоен, не в последнюю очередь потому, что 
ответственность за этот инцидент в конечном счете нес Геринг как 
главнокомандующий люфтваффе. Но внутренне фюрер был крайне взволнован и 
взвинчен. Уже вечером 11 января после ужина в разговоре с дежурным военным 
адъютантом он откровенно и недвусмысленно высказался насчет того, с каким 
легкомыслием в люфтваффе транспортируют секретнейшие документы. Инцидент этот 
побудил фюрера еще 11 января издать «Основополагающий приказ № 1», согласно 
которому никто, ни один офицер и ни одно военное учреждение не имели права 
знать о секретных делах более того, чем это было безусловно необходимо из 
служебных соображений. На будущее запрещалась всякая «необдуманная передача по 
инстанции указов, распоряжений и сообщений, сохранение которых в тайне имеет 
решающее значение».
 Пасмурная погода не менялась. Не было и никакой гарантии, что люфтваффе 
получит на целых три дня летную погоду. Поэтому Гитлер решил подготовку к 
наступлению приостановить. Необходимо было изменить ставший известным врагу 
план операции. Фюрер теперь твердо решил сконцентрировать основную массу 
танковых соединений на направлении главного удара, пробиться через Арденны к 
Маасу между Динаном и Седаном и оттуда дойти до устья Соммы. После мехлинского 
инцидента это было его твердым намерением, и он добился принятия данного плана 
вопреки многим трудностям с ОКХ и всяческим сомнениям.
 24 января, в день рождения Фридриха Великого{189}, Гитлер выступил во Дворце 
спорта перед 7 тыс. кандидатов в офицеры, которые ожидали присвоения им 
лейтенантского чина, с изложением своих взглядов на современное положение в 
Европе. Он сказал, что «Европа, которая управляется по милости Франции и Англии,
 не дает возможности нормально жить немецкому народу… Какие бы ограничения мы 
для себя ни принимали, мы никогда не ублаготворим Францию и Англию. Если уж эта 
борьба стала для моего народа неизбежной, моя абсолютная воля – осуществить ее 
еще при моей жизни». Слова его молодые офицеры встретили аплодисментами более 
сильными, чем год назад на приеме в Имперской канцелярии.
 30 января Гитлер снова стоял на трибуне Дворца спорта. Этот день очередной 
годовщины его прихода к власти в мирное время обязательно сопровождался речью 
фюрера в рейхстаге. На сей раз он воспользовался случаем обратиться 
непосредственно к народу. Гитлера встретили овацией, а речь его прерывалась 
возгласами одобрения. Сделав резкие выпады против Англии, фюрер заявил: «Герр 
Черчилль горит желанием перейти ко второй фазе. Он поручает своим посредникам 
-и делает это даже лично – выражать надежду, что наконец-то вскоре начнется 
борьба при помощи бомб. И они уже кричат, что борьба эта, разумеется, не 
остановится перед уничтожением женщин и детей. Да и когда Англия вообще щадила 
женщин и детей!».




 Подготовка операции «Везерское учение»


 Тем временем, после того как Гитлер преимущественно занимался операцией 
«Гельб», на первый план выдвинулась подготовка, операции «Везерское учение» 
(«Везерюбунг»).
 16 февраля интерес и раздражение у Гитлера вызвал инцидент в одном из 
норвежских фиордов, то есть в территориальных водах Норвегии. Германский 
транспорт «Альтмарк», обеспечивавший снабжение потопленного еще в декабре 1939 
г. в усть