до места, где работала Марианна, то есть туда, где раньше стояло семиэтажное 
здание. Но там стояло лишь несколько разрушенных стен. Возвышалась груда битого 
кирпича в два этажа.

Я покинул развалины и стал искать ближайшую станцию метро. Затем отправился на 
электричке в пригород, где проживала с родителями Марианна. Выйдя из метро, я 
повсюду видел сожжённые дотла дома и разрушенные здания. Казалось, смерть и 
разрушения шли за мной по пятам. Приблизившись к дому Марианны, я приготовился 
пережить трагедию, о которой подозревал. Передо мной там, где когда-то был дом, 
возвышалась груда пепла. Его дымовая труба торчала, как предостерегающий перст. 
Вокруг неё были разбросаны битый кирпич и каменные блоки, почерневшие от сажи. 
Стальные балки погнулись при пожаре. Повсюду лежали разного рода обломки. В них 
застряла деревянная дощечка с надписью красной краской: «Вся семья Гарденбергов 
погибла».

Перед тем как уйти, я перечитал надпись два или три раза. Я утратил способность 
соображать. Что-то першило в горле. Моё сердце окаменело. В то мгновение умерли 
все мои чувства и мысли – они сгорели, как дома вокруг. Я стал совершенно 
бесчувственным ко всему.

Очередной поезд доставил меня домой, во Франкфурт. Я провёл в городе четыре 
бесцельных дня, скорбя о Марианне. Одну из ночей пришлось провести в погребе 
нашего жилого здания, прислушиваясь к вою сирен и глухим разрывам зенитных 
снарядов. Пока меня встряхивали взрывы авиабомб, я рассматривал окаменевшие 
лица окружавших меня людей, привыкших к воздушным налётам. Когда всё 
закончилось, улица снаружи наполнилась едким запахом пороха, стонами 
пострадавших и звоном пожарных колоколов. Таковы были последствия войны: 
Марианна стала жертвой воздушного налёта, а моя семья привыкала спасаться от 
бомбёжек под землёй. После этой ночи я больше не видел смысла оставаться дома. 
Я должен был вернуться на свою подлодку и сражаться до победы ради тех, кто 
дома влачил жалкое существование в вечном страхе перед смертью.

Проведя ночь в тёмном поезде, я прибыл в Париж. Город дышал миром. Жаркое 
июньское солнце золотило деревья и крыши домов. Жара напомнила мне о неудобстве 
морской формы и заставила подумать о преимуществах штатской одежды. Нелегко 
было для меня смешаться с пёстрой парижской публикой, которая, так или иначе, 
старалась не замечать войну. Я обратил внимание на то, что большинство 
элегантно одетых парижан игнорировало людей в военной форме. Я понял, какая 
пропасть разделяла меня с ними, наслаждавшимися всеми благами жизни, как далеки 
были мы, военные, не имевшие иного выбора, кроме как идти в бой и умирать, от 
людей, живущих мирными интересами.

Поздно вечером я вернулся в военный городок Брест и обнаружил в баре флотилии 
весьма оживлённого Риделя и других своих товарищей. Я присоединился к пирушке. 
Бар содрогался от нашего буйного веселья и непристойных морских песенок. Мы 
нуждались в этом буйстве, чтобы забыть о том, что скоро многих из нас 
недосчитаются и у нас осталось слишком мало времени для веселья. Я лично 
нуждался в отключке, чтобы забыть о двойном потрясении: гибели Марианны и 
аресте гестаповцами отца. Друзья, крепкие напитки и разбитная жизнь уводили в 
сладкое забытье. Но я должен был исполнять свой долг.

Мне было нетрудно приспособиться к знакомым военно-морским будням. Ежедневно я 
навещал судоверфи, строго следил за дисциплиной в команде подлодки. Только один 
матрос доставлял мне хлопоты. Он повадился бегать по ночам веселиться в город, 
преодолевая ограждение военного городка. К несчастью, он часто ввязывался в 
кулачные бои из-за женщин, и я решил отправить его на восемь дней на гауптвахту.
 В иных отношениях он был отличным парнем и показал себя надёжным подводником, 
когда наша лодка покинула порт.

В моё кратковременное отсутствие штаб флотилии сделал замечательное 
приобретение. Обнаружилось, что флотилия играет важную роль в составе 
германского флота и ей необходимо иметь своего фотографа для ознакомления 
потомства с интересными событиями в жизни соединения. Фотографом оказалась 
привлекательная молодая женщина. Случайная утренняя встреча с этой женщиной 
побудила меня пригласить её посидеть в баре. Когда мы там расположились, я 
заметил:

– У вас очень знакомый южный акцент.

– А ваше произношение тоже несколько отличается от берлинского, – парировала 
она моё замечание с улыбкой.

– Согласен. Я вырос на озере Констанца. На северном побережье.

– Какое совпадение! – воскликнула она. – Я жила напротив, за озером, в 
Констанце. Меня зовут Вероника, многие именуют просто Верой.

Я пригласил Веру поужинать, и она согласилась без раздумий. После дневной 
работы я выкупался в бассейне, который был также новым приобретением флотилии. 
Затем настало время встречи. Я постучал в дверь домика, который заняла Вера