и ряд офицеров, обескураженные, опечаленные, бледные.

– Он погиб на баррикадах, мы должны продолжить его дело, – произнёс чей-то 
голос. Кто-то другой воскликнул:

– Он дал нам пример! Мы должны держаться и продолжать войну здесь, в Норвегии. 
Союзникам понадобится чёрт знает сколько времени, чтобы выкурить нас из этих 
гор.

Третьи говорили осторожно, предположив, что наступил конец войны. Обмен 
мнениями вскоре прекратился из-за общего чувства безысходности. Мы разбрелись 
по своим углам.

На следующее утро, 2 мая, я сел в поезд, доставивший меня в Осло поздним 
вечером.

3 мая я доставил конверт с секретными документами по нужному адресу и затем 
воспользовался поездом до Хортена. Там я вручил второй пакет адъютанту 
командующего базой ВМС и продолжил свой путь по железной дороге к последнему 
пункту назначения.

4 мая около 07.00 я прибыл в Кристиансунн после бессонной ночи, проведённой на 
деревянной скамье неотапливавшегося вагона. Над городом висел голубой небесный 
купол. Я побрёл по узкой пыльной дороге через сосновую рощу и поросль низких 
елей к обширному комплексу зданий базы ВМС. В 08.30 я вошёл в здание, где 
располагались просторные кабинеты представителей командования флотилии. Молодой 
адъютант провёл меня к командующему флотилией. Из-за стола поднялся морской 
офицер с наградами на груди. Он был командиром подлодки, когда охота за 
конвоями ещё была успешной. Капитан Юргенсен – один из тех счастливцев, которым 
отзыв с фронта в подходящее время помог избежать катастрофы.

– Герр капитан, я прибыл в ваше распоряжение.

– О да, мне сообщили о вашем прибытии. Вы должны принять под своё командование 
новую подлодку. Она ещё не прибыла, но ожидается со дня на день. А пока почему 
бы вам не устроиться у нас поудобнее? Я извещу вас. На этом пока все.

Этот короткий вежливый приём породил во мне странное предчувствие. В поведении 
Юргенсена было что-то искусственное. Что-то ещё скрывалось за выражением 
озабоченности на его лице. Он казался рассеянным и взволнованным. Я вышел из 
его кабинета в полной уверенности, что Юргенсен знал о постигшей нас беде, но 
не хотел об этом распространяться.

Поспешив на пирс, я увидел возле него две покачивавшихся подлодки старого типа. 
Рядом с ними ютилась лодка нового типа небольшого водоизмещения. Приблизившись 
к ней, я заметил белую капитанскую фуражку, затем лицо над ограждением мостика.

– Ангерман, неужели это ты? – крикнул я командующему с пирса.

– Здорово! Ты ещё жив? – откликнулся тот.

– Дурная трава в рост идёт, – ответил я пословицей.

– Одна из этих развалюх – твоя? – спросил он, указывая на старые посудины.

– Нет, я должен принять под своё командование новую лодку, которая скоро 
прибудет.

– Не хочу тебя разочаровывать, но в море сейчас ад. Боюсь, твоя лодка не сможет 
добраться сюда. Мы только что пересекли Скагеррак, поэтому я говорю с полным 
знанием дела. Небо – чёрное от их самолётов. В Германии полный разгром. Берлин 
взят Советами. Американцы встретились с ними на Эльбе. Мы покидали Киль, когда 
по нам орудия били прямой наводкой. – Он стёр с лица пот и продолжил: – «Томми» 
захватили Киль. Первые британские танки появились на пирсе Тирпица, когда мы 
находились в середине внутренней бухты. Они начали палить по нам, и, ей-богу, 
мы чудом добрались сюда. Во время перехода потеряли минимум семь лодок. Я 
перестал считать потери только этим утром. Уверен, что долго так продолжаться 
не может.

Ангерман ещё продолжал рассказывать о пережитых ужасах, когда к пирсу подошла 
другая малая подлодка новой конструкции. Один из матросов бросил швартовы. В 
этот момент я узнал ещё одно знакомое лицо. Мой закадычный друг Фред Шрайбер 
тоже избежал гибели в Балтике.

Фред в знак приветствия помахал рукой. Его сверкающие глаза потеряли былую 
живость, кожа приняла пепельный цвет. Я понял, что случилось несчастье.

Как только были перекинуты сходни, я бросился встретить друга. Мы молча 
обменялись рукопожатиями. Он вытащил из кармана помятый лист бумаги и передал 
его мне. Глаза Шрайбера увлажнились. Я развернул лист бумаги. Это была