По пути встретились несколько тяжёлых танков, грохотавших по улице, и колонна 
пехоты с полевой артиллерией, двигавшаяся через город, чтобы занять свои 
позиции на внешней оборонительной линии. Оттуда доносился глухой рокочущий шум 
приближавшейся битвы. Менее чем за неделю Ла-Рошель превратилась из сонного 
средневекового городка в укреплённый боевой пункт, гарнизон которого был готов 
сражаться до последнего.

Прибыв в Ла-Палис, я немного задержался у входа в бетонный бункер, устремив 
свой взгляд к солнцу. Умышленно посмаковал эти минуты, потому что знал, что 
ночью уйду с лодкой под воду и буду жить во тьме многие недели. Я знал, что в 
лучшем случае не увижу солнца до тех пор, пока лодка, пройдя две тысячи миль 
под водой, не всплывёт осенью или, скорее, зимой в норвежском фиорде. В худшем 
же случае я мог вообще не увидеть дневного света и погрузиться в подводную 
могилу, в вечную тьму.

Подойдя к лодке, я был поражён видом деревянных контейнеров со свежими овощами, 
стоявшими на палубе. На мгновение показалось, что ничего не изменилось с тех 
славных дней, когда я начинал службу подводника. Впрочем, всё стало по-иному. 
Несколько сотен наших подлодок улетучилось, подобно нашим победам на суше. Но 
осталась, по крайней мере, одна, обречённая на гибель в сражении.

Я подозвал старпома, следившего за погрузкой продовольствия, и сообщил ему:

– Выходим из этой западни в час ночи. Без эскорта, учтите это. И пожалуйста, 
никакой переклички.

– Как насчёт уведомления артиллерийских батарей на побережье?

– Не хотелось бы, чтобы они знали о нашем отходе. У «томми» уши повсюду. Лучше 
рискнуть быть обстрелянными.

После ужина в 20.30 наступило полное затемнение. Я закрылся занавеской в своём 
углу и растянулся на зелёном кожаном матрасе. Бремя ответственности за команду 
давило на меня со всей своей тяжестью. С уходом последней подлодки из нашего 
последнего порта на побережье Бискайского залива битва за Атлантику подошла к 
горькому и вместе с тем дерзкому финалу.




Глава 25


7 сентября; 01.00. При тусклом свете я изучал навигационные карты в помещении 
центрального поста. Был так поглощён планированием выхода в море, что вздрогнул,
 когда услышал голос старпома:

– Подлодка покинуть порт готова – команда на своих местах.

– Благодарю. Теперь задраить люки всех переборок, команде надеть спасательные 
жилеты. Когда будем пересекать бухту, только два-три человека должны оставаться 
в корпусе.

Клацнули водонепроницаемые двери, подводники облачились в свои жёлтые 
спасательные жилеты. Я натянул на себя куртку на овчине, последовал за командой 
на ходовой мостик и скомандовал приглушённым голосом:

– Отдать носовые и кормовые. Оба мотора на полные обороты, реверсивный ход – 
прямо руль!

Подлодка бесшумно отошла от пирса и выскользнула в бухту из бетонного убежища 
кормой вперёд. Прошли в ночной тьме первые 300 метров. Никто не заметил нашего 
ухода.

– Стоп машина! Малый вперёд! 20 – влево. Новый курс 20-80.

Я повёл лодку к центру пролива между двумя островами. В последний раз я 
взглянул на уплывавшую в призрачной дымке Ла-Рошель, которая вскоре разделила 
судьбу Бреста и других портов, осаждённых союзниками. Лодка двигалась по тёмной 
поверхности залива – последний из «волков» покидал своё логово. Было тяжело 
расставаться с этим берегом, откуда мы пронесли немецкий флаг через семь морей. 
У меня было такое ощущение, что все мои прежние походы, все наши огромные 
жертвы оказались напрасными.

Когда неясные очертания берега скрылись за горизонтом и лодка вышла в горловину 
бухты, высота прилива стала максимальной. Впереди по правому борту стройная 
башня маяка на острове Олерон указывала нам путь сквозь ночной туман.

– По правому борту тени. Эсминцы, пеленг 3-40.