|
увидел, что нас окружают серые скалы. На вершине одной из них к северо-востоку
мигал маяк Кессана. Оказывается, мы оказались в струе течения, которое несло
нас прямо на скалы. Придя в себя от шокирующего зрелища, я крикнул:
– Главмех, какова скорость вращения баллера левого борта?
– 120 оборотов.
– Доведи её до 150, или мы разобьёмся о скалы.
Через перископ я увидел эскадрилью самолётов, летевших на низкой высоте, затем
направил его на маяк, чтобы проверить, как мы справляемся с течением. Прогресса
не было. Я снова крикнул:
– Главмех, добавь ещё 50 оборотов.
– Это опасно, электромотор может сесть, – услышал я в ответ.
– Плевать! Дай мне хоть 200 оборотов – лодка должна идти быстрее.
Вскоре я почувствовал сильную вибрацию. Поймал в фокус перископа одну из
опасных скал. Лодка уже подходила к ней, но теперь стала медленно выползать из
западни. Через 40 минут мы обогнули крайний риф на западе, и я с облегчением
обтёр вспотевшую шею. Когда начался отлив, я повернул лодку на прежний курс к
югу и приказал сбавить вращение баллера до безопасных 100 оборотов.
13.00. Старпом передал тревожную весть о том, что меньше чем через два часа у
нас иссякнет электроэнергия. Если это так, то мы должны срочно покинуть лодку.
Однако мне не хотелось бросать её. Я надеялся добраться до места встречи с
нашим эскортом дерзким рывком в надводном положении.
13.30. Лодка движется на перископной глубине. Небо патрулируют самолёты
звеньями по четыре-шесть машин. Земли не видно.
13.45. Движение продолжается. Эскадрилья двухмоторных самолётов проносится в
миле от нас к северу, едва не задевая поверхность моря.
13.58. С востока появились два «либерейтора». Я убрал перископ и подождал,
когда они удалятся.
14.10. Перископ снова над поверхностью. Я убедился, что мы приближались к
скалам у оконечности Брестской бухты, и развернул перископ, чтобы
проконтролировать обстановку. Со стороны кормы появились три двухмоторных
самолёта. Я опустил перископ так быстро, как только позволяло подъёмное
устройство.
14.18. Голубое небо свободно от самолётов. Настал наш час совершить рывок к
месту встречи с эскортом и передать радиограмму с запросом помощи.
14.20. Лодка всплыла на поверхность. Когда я вышел на мостик, то чуть не ослеп
от солнечных лучей. Закашлял единственный дизель, и измученная подлодка стала
медленно набирать скорость. Я нервно следил за небом, а радист в это время
настраивал передатчик, чтобы послать радиограмму с просьбой о воздушном
прикрытии. Затем последовали бесконечные минуты пребывания в одиночестве на
мостике. Лодка ковыляла по контролировавшейся противником зоне, оставляя за
собой густой шлейф горючего. Небо необъяснимым образом оставалось свободным от
самолётов. Через несколько минут мы достигли условленного места встречи с
эскортами. Я повернул лодку на восток, чтобы сократить расстояние до берега.
Однако щадящий режим, позволявший нам держаться на поверхности, кончился: за
кормой из-за горизонта появились пять двухмоторных самолётов. Мы мгновенно ушли
под воду.
Катастрофа. Лодка, лишённая электроэнергии, вышла из-под контроля, пошла вниз с
дифферентом на нос и опустилась на дно на глубине 42 метра после мощного толчка.
Через несколько секунд прогрохотали разрывы глубинных бомб. В лодку хлынула
вода, залила палубные плиты и заполнила днище. Возникла опасность заполнения
водой кормового отсека аккумуляторных батарей. Вода сильно утяжелила «У-415».
Если противник заставит нас находиться под водой слишком долго, мы уже не
сумеем подняться со дна моря.
19.35. От воды закоротило электропривод к нашей единственной действовавшей
помпе. Шансы всплыть быстро уменьшилась. В корпусе лодки стало тихо, как в
гробнице. Слышалось только, как капает сверху вода. Я задёрнул зелёную
занавеску у своей койки и стал обдумывать, как выйти из положения.
23.00. Помощь с базы могла прийти в любую минуту, если только наш радиосигнал
был принят. Я приказал включить акустические приборы, но акустик услышал только
шум нашей собственной подлодки.
01.00. Сигналов с востока, где находился порт и откуда должна была прийти
|
|