молчала. Мать, больше её испытавшая в жизни, вскоре успокоилась. Отец сообщил, 
что они пересидели воздушный налёт в бомбоубежище. Им пришлось провести там 
несколько часов. Он сокрушался, что оставил дома вещи, которые хотел сохранить. 
Я принял решение нанять грузовик и отправиться во Франкфурт, чтобы забрать 
оставшиеся пожитки.

Мы отправились поездом в Дармштадт, нашли шофёра с грузовиком и поехали 
просёлочной дорогой во Франкфурт. Въехали в город с юга и последовали дальше 
мимо многочисленных разрушенных дымившихся зданий. Пожарные все ещё откапывали 
погибших под развалинами. Мы видели ряды покойников, аккуратно уложенных на 
тротуарах и прикрытых одеялами.

Грузовик проехал мост через Майну, прогромыхал среди обломков и почерневших 
фасадов разрушенных зданий. Мы пересекли привокзальную площадь, объезжая 
воронки от бомб, и въехали на разорённую Савиништрассе. Горы развалин и остатки 
полуразрушенных стен – вот всё, что осталось от стройных и красивых рядов 
зданий. Грузовик остановился перед грудой битого кирпича и стекла, на месте 
которой когда-то был наш дом. Первый этаж примыкавшего к дому здания ещё 
оставался целым, но был засыпан обломками верхних этажей. Бетонное основание 
дома держалось прочно, поэтому спасатели смогли пробить проход в наше здание и 
вывести моих родных и их соседей в безопасное место. Только это счастливое 
обстоятельство не сделало меня сиротой.

Я последовал за отцом в погреб соседнего здания. Свет его фонарика обнаружил в 
стене отверстие, достаточно широкое, чтобы пролезть в него. Меня не покидала 
тревога, что на нас вот-вот обрушится потолок.

Из погреба меня позвал глухой голос отца:

– Иди сюда, посмотри, где мы сидели.

Я пролез вперёд и увидел при свете карманных фонариков застланные картоном 
скамейки. Их покрывал толстый слой пыли.

– Представляю, как вы себя чувствовали, сидя здесь. Поверь, я хорошо знаю, что 
значит находиться в подобной гробнице.

– Да, сынок, это был не пикник. Совсем как во Фландрии в 1916 году, когда меня 
засыпало в подземном бункере.

Мы вынесли свои пожитки наружу, и шофёр торопливо погрузил их в кузов грузовика.
 Мать плакала. Она имела неосторожность взобраться на кучу мусора в поисках 
вещей и увидела лишь жалкие обломки своего прежнего мира. Отец отвёл её в 
сторону от руин и сказал с нотками оптимизма:

– Не горюй, мы купим новую мебель. «Томми» и янки ещё поплатятся за это.

Длинная вереница армейских грузовиков и санитарных машин задержала наш отъезд 
из Франкфурта, теперь уже не родного, а мёртвого города. Воспоминания о прежней 
комфортной и счастливой жизни кончились, как только мы повернули на южный 
автобан.

Менее чем через час грузовик свернул с автобана и направился в небольшой 
городок Пфлунгштадт, где отец построил свой новый завод. Мы протряслись по 
булыжной мостовой на молочную ферму, которую отец арендовал, чтобы наладить на 
ней производство продуктов по своему патенту, и сложили коробки и чемоданы в 
его новом офисе. Затем отец с гордостью показал нам свои новые постройки, стены 
которых покрывала керамическая плитка.

Медлить с моим отъездом в Брест больше было нельзя. Всей семьёй мы поспешили на 
грузовике на вокзал в Карлсруэ. Прибыли туда в сумерках, как раз ко времени 
отправления моего поезда. Я впопыхах обнял своих родителей и сестру, будучи 
уверенным, что для них испытания закончились и они проживут до конца войны в 
безопасности. Когда поезд отошёл от станции, я ещё раз увидел на платформе 
родных. Они махали мне руками на прощанье. Я смотрел на них до тех пор, пока 
моих близких не поглотила тьма.




Часть III

Катастрофа и поражение





Глава 19