Гитлер слушал внимательно, задал несколько вопросов Редеру, за ним Деницу и 
погрузился в долгое молчание.

– Благодарю вас, адмирал Дениц, – произнес он наконец, – но я с трудом верю, 
что всю Атлантику и каждый конвой можно эффективно прикрыть с воздуха. 
Расстояния слишком огромны.

Он встал, отпустил вначале Редера, затем Деница и перешел к другому вопросу. На 
этом совещание по подводному флоту закончилось.

Летя обратно в Париж, Дениц испытывал разочарование отсутствием понимания и 
помощи в высших эшелонах власти. Сидя, как обычно, рядом с пилотом, он 
размышлял об отношениях последнего времени с Редером. Редер всегда производил 
на него впечатление своим умом, хотя и несколько холодным. Контакты носили 
более формальный характер, чем это обычно бывает у старшего по должности с его 
подчиненным.

«Юнкерс» пролетал над Руром. Внизу вспаханные поля чередовались с дымящими 
трубами и высокими и длинными отвалами шлака. Города срастались, 
густонаселенный район казался одним огромным городом, пронизанным лабиринтом 
железнодорожных линий. Дым от мириады труб висел в воздухе бурым одеялом. К 
счастью, здесь было мало свидетельств бомбардировок. Внизу лежала мирная, 
нетронутая местность. Но как долго будет это продолжаться?

Адмиралу вспомнился первый серьезный налет на Любек[91 - Этот налет британской 
авиации (28-29 марта) явился первым в осуществлении плана разрушения крупных 
немецких городов.] в марте этого года. Тогда подверглись бессмысленному 
разрушению места, не представлявшие никакой стратегической ценности. В сердце 
этого островного города не было никаких фабрик, в качестве цели, выбранной для 
разрушения, оказался один из красивейших средневековых городов. Пламя тогда 
охватило церкви Святой Марии и Святого Петра, кафедральный собор Генриха Льва. 
Пилот Деница пролетал на следующий день над горящим городом: высокие купола 
горели, как гигантские свечи, это было символом века, который не 
останавливается ни перед чем, не имеет за душой ничего святого, охвачен 
вспышкой нечеловеческой ненависти. Все знали, что люфтваффе было не в состоянии 
предотвратить такие атаки или дать адекватный ответ на них. Толстый рейхсмаршал 
сам себя обманул своим хвастовством.

Звук «юнкерса» раздавался теперь над Вогезами. Пилот набрал большую высоту. 
Плотная пелена облаков внезапно разошлась, чтобы открыть покрытые лесом горы и 
глубокие долины с деревнями, церковными шпилями и извилинами речушек. Внезапный 
сильный порыв ветра заставил самолет забраться в более спокойный слой воздуха, 
и он оказался над морем белых облаков, растянувшихся над землей, словно 
бесконечная белая пуховая перина.

Сидя в тесном кресле, Дениц размышлял о явном безразличии гросс-адмирала к 
подводному флоту. Как член штаба адмирала Хиппера в битве при Ютландии он, 
конечно, был великим мореманом, и, безусловно, не его ошибка, а скорее личная 
трагедия в том, что начало войны застало флот лишь наполовину построенным, что 
в строю не было ни одного тяжелого корабля. Похоже, он никогда в 
действительности не понимал, что единственным эффективным средством борьбы с 
противником на море являются подводные лодки – классическое оружие более слабой 
морской державы. Дениц всегда запрашивал больше, чем Редер мог дать, и исходил 
при этом из потребностей всего флота. У гросс-адмирала были устойчивые взгляды 
на цели и пределы расширения флота, и его невозможно было сдвинуть с этих 
позиций. С самого 1941 года их фундаментальные разногласия стали причиной 
трений в отношениях между ними. Этих людей, разных по характеру, трудно было 
свести вместе, как смешать масло с водой, и только твердый дисциплинарный 
кодекс отношений старшего с подчиненным позволял им сотрудничать.

Несмотря на эти разногласия, Дениц надеялся, что рост успехов подводных лодок в 
1942 году приведет к улучшению в их отношениях, а они, напротив, стали 
постепенно ухудшаться еще больше. Теперь, осенью третьего года войны, когда в 
море находилось не более двадцати или около того лодок, тоннаж потопленных 
судов неуклонно рос в сторону миллионной отметки. А что могло бы быть при сотне 
лодок, о которой Дениц просил еще в мирное время! Снова, как и в Первую мировую 
войну, противнику дали возможность укрепить свою оборону. Была упущен великий 
шанс, да еще с видами на победу. Теперь у Германии оставалась одна надежда – 
завести войну в тупик, с тем чтобы обе стороны пошли на компромиссный мир. Но 
чтобы добиться даже этого, требовалось полное напряжение сил, и здесь не было 
места для взаимных претензий.

В поле зрения адмирала попал темное пятно, которое быстро увеличивалось, 
становясь похожим на тумбу для швартовки на пирсе – это была вершина Эйфелевой 
башни, высившейся над облаками. Слава Богу, опять дома, невольно подумал 
адмирал, когда самолет заскользил вниз в вате облаков и стал делать круг для 
захода на посадку. Он действительно словно прибывал домой, когда всякий раз 
возвращался в Париж. Здесь располагался его штаб, здесь находился круг лиц, 
которые, как и он, думали о том, как помочь пождать подводным лодкам. Здесь 
царила атмосфера напряженной работы и преданности своему делу, отсюда он мог