Оперативный план наступления был разработан Роммелем и обсужден с маршалом 
авиации Хоффманом фон Вальдау, командующим ВВС в Африке. В его обязанности 
входило согласовать все с итальянским командующим ВВС, которому я также 
полностью доверял. Для проведения операции потребовалось содействие ВМС – 
необходимо было ударить противнику в тыл с моря. Кроме того, помощь моряков 
была нужна для обеспечения бесперебойного снабжения войск. Все эти вопросы были 
решены с адмиралом Вайхольдом.

Важнейшим элементом операции была внезапность. Предполагалось нанести 
сокрушительный удар по британским войскам, который должен был сопровождаться 
одновременным охватом позиций противника с фланга и нанесением по ним удара из 
пустыни. Позже к этим действиям должна была добавиться высадка с моря небольших,
 но прошедших тщательный отбор групп десантников.

Вторая фаза наступления включала в себя окружение и взятие Тобрука. Роммель 
намеревался находиться в войсках на фланге, где должны были развернуться 
решающие бои, но при этом оставил руководство всей операцией за собой. Войсками,
 располагавшимися на линии фронта, командовал генерал Крювель.

План был прост и ясен. Хотя маршал Бастико его одобрил, мне не очень понравился 
тот вариант управления войсками, который должен был действовать во время 
операции. На мой взгляд, Роммель не мог эффективно руководить боевыми 
действиями, находясь на фланге. Следовало создать стационарный штаб.

Эффекта внезапности достичь удалось, но связь Роммеля с войсками была нарушена. 
Важные приказы, отдаваемые нашим летчикам и генералу Крювелю, не доходили до 
адресата. Путаница, возникшая на фронте из-за одновременных атак и контратак 
танков, которые зачастую двигались в неверном (а то и в прямо противоположном 
нужному) направлении, осложняла действия нашей воздушной разведки и приводила к 
тому, что наши самолеты сбрасывали бомбы наугад. С учетом того, что, несмотря 
на это, наши непрерывные воздушные удары не нанесли ущерба нашим собственным 
войскам, первый и второй день наступления можно считать праздничными для 
командования наших ВВС.

Рано утром 29 мая генерал Крювель посадил свой «шторх» за линией фронта на 
позициях противника и был взят в плен, в результате чего фронт остался без 
командующего. По настоянию командиров многих частей я согласился взять его 
обязанности на себя, поскольку майор фон Меллентин, начальник оперативного 
отдела штаба Крювеля, был не готов к тому, чтобы взвалить на свои плечи такую 
ответственность, а поручить это кому-либо из командиров сухопутных частей и 
соединений, освободив его от его непосредственных обязанностей, не 
представлялось возможным. Вот тогда-то я и узнал, с какими трудностями 
приходится сталкиваться командующему, у которого связаны руки по той причине, 
что он обязан подчиняться штабу, а штаб не отдает приказов, связь с ним 
нарушена и добраться до него невозможно. Более того, стимулирующий эффект от 
присутствия Роммеля на фланге, где разворачивались решающие действия, оказался 
смазанным по той причине, что он тут же оказался втянутым в дискуссию и 
вынужден был живо реагировать на все перипетии битвы. Надо было услышать 
рассказ непосредственного свидетеля того, что происходило в штабе Роммеля в 
первый день танкового сражения, чтобы понять, что там творилось. Однако второй 
день решил эту проблему: это был день славы наших танкистов и их командира.

Я то и дело связывался с Роммелем по рации и по телефону и убеждал его, что нам 
необходимо побеседовать, оставляя за ним выбор времени и места. Мы встретились 
на южном фланге, в результате чего нам удалось скоординировать действия в 
центре и на флангах, что к тому моменту было уже крайне необходимо. Было одно 
удовольствие наблюдать за тем, как Роммель с поразительным умением руководил 
группировкой войск, действовавших в пустыне. Ситуация складывалась не такая уж 
безоблачная. В тот момент, когда я уже приготовился посадить мой «шторх» в 
расположении итальянского главного штаба, где должно было состояться совещание, 
меня внезапно обстреляли с земли из пулеметов и орудий 2-сантиметрового калибра.
 Огонь велся с территории, которая, по идее, должна была находиться в наших 
руках. Оставшись в воздухе и лично проведя визуальное наблюдение, я еще до 
наступления темноты вызвал наши самолеты, чтобы те нанесли удар по прорвавшейся 
в наш тыл группировке противника, которая могла уничтожить тыловые колонны 
Африканской танковой армии. Отправившись прямиком в одну из летных частей, я 
объявил тревогу и поднял в воздух «штукасы», «Ме-110» и 
истребители-бомбардировщики – практически все машины, находившиеся в тот момент 
на аэродроме. Наш воздушный налет оказался успешным. Противник понес 
чувствительные потери и был вынужден повернуть обратно. Когда наши машины 
совершили посадку в быстро наступающих сумерках, я обнаружил, что мы потеряли 
два из моих лучших, самых опытных и доблестных экипажей. Для меня это был 
тяжелый удар.

Позднее мы с Роммелем разошлись во мнениях по поводу опорного пункта Бир-Хашейм,
 за который крепко уцепились французские нерегулярные войска под командованием 
генерала Кенига и который представлял собой серьезную угрозу. Роммель вызвал 
воздушную поддержку, и в конце концов пикирующие бомбардировщики нанесли по 
Бир-Хашейму несколько мощных ударов с применением зажигательных бомб. Однако 
отсутствие координации между действиями авиации и сухопутных сил привело к тому,